Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста
— Ошибаетесь, Маркиз де Лафар, — сказал, вставая, незнакомец, пришедший с де Сент-Иремом, — гугенотки отлично знают, что такое любовь; кроме того, между ними есть прелестные, я знаю.
Все рассмеялись.
— Уйдемте, граф — предложил Ватан на ухо графу дю Люку. — Здесь так душно, и эта ватага такая несносная!
— Да, я с удовольствием бы ушел, — отвечал, горько улыбнувшись, граф, — мне противно слушать всю эту галиматью; но посмотрите, какой страшный ливень! Надо хоть переждать немножко.
Капитан, уж было поднявшийся, опять с унынием опустился на стул.
— Судьба так хочет, — прошептал он.
Между тем разговор маркиза де Лафара с незнакомцем продолжался, к больному удовольствию окружающих.
— Э! Что же вы хотите этим сказать? — вскричал маркиз.
— То, что вы еще молоды, маркиз, — проговорил незнакомец.
— Я состарюсь, — важно заявил пьяница.
— Конечно, но пока вы все-таки молоды и еще неопытны.
— Ах, Боже мой! Да я всеми силами стараюсь набраться опыта. Просветите меня, пожалуйста!
— Извольте, маркиз; прежде всего разрешите вам сказать, что не все храмы Венеры одинаковы.
— А!
— Да, есть один, например, стоящий всех остальных.
— О, сжальтесь над моим неведением! Скажите, где этот храм, чтоб я мог пешком пойти туда поклониться его божеству!
— Вам недалеко придется идти; только предупреждаю, Венера его — гугенотка.
— Все равно, лишь бы она была хороша!
— Она очаровательна.
— В какой же благословенной стороне этот чудесный храм?
— В трех милях отсюда, на вершине холма, небрежно глядящегося в быстрые воды Сены.
— О, ради Бога, без поэзии!
— Знаете, маркиз, куда гугеноты ходят слушать проповеди? — насмешливо спросил незнакомец.
— В Аблон, кажется?
— Так вот, видите ли, я бы сказал вам: «Ступайте в Аблон!» — если б красавица, о которой идет речь, не была уже нежной любовницей одного из моих друзей.
Во время этого разговора у графа дю Люка холодный пот выступил на лбу; он с первого же слова хотел вскочить и заставить этого человека молчать, хотя еще не было названо ни одного имени.
— Счастливый шельма! — произнес де Лафар.
— Он гугенот, вероятно? — поинтересовался шевалье де Гиз.
— Угадали, монсеньор, — подтвердил своим крикливым голосом незнакомец, — гугеноты более ловкие стрелки, нежели вы думаете.
— Ах, плуты! Мне бы это и в голову никогда не пришло! — воскликнул де Шеврез.
— Все это прекрасно, мой любезнейший, — усомнился де Ланжак, — но нам недостаточно вашего рассказа, чтобы поверить делу.
— А чего же вам еще нужно, граф?
— Скажите имена, parbleu!
— А! — насмешливо заметил тот. — Это щекотливый вопрос, господа.
— Может быть, но пока вы не скажете, мы будем считать вас за…
— Позвольте! — поспешно возразил незнакомец. — Вы собираетесь оскорбить меня, но я с вами ссориться не хочу. Если вы требуете, пожалуйста! Фамилия гугенота — барон де Серак.
— Барон де Серак? — переспросил де Теминь. — Да я его знаю.
— Очень возможно.
— Parbleu! Да несколько дней тому назад я получил от него письмо из Бордо.
— Вероятно, он приехал…
— Впрочем, может быть; этот де Серак волокита…
— Ну, хорошо, — продолжал маркиз де Лафар, — мы знаем кавалера… а дама?
— Господа, это уж очень деликатный вопрос; имя женщины… добродетельной, — прибавил он с едкой иронией, — так как я вам должен сказать, что это самая чистая, целомудренная женщина.
— Довольно, довольно! — закричали все со смехом.
— Ба! Да ведь не больше, как гугенотка все-таки! — произнес шевалье де Гиз. — Мы добрые католики; ну, говорите имя!
— Вы требуете?
— Да, да!
— В таком случае извольте, как это мне ни прискорбно: любовница моего приятеля барона де Серака — знатная, добродетельная Жанна де Фаржи, графиня дю Люк де Мо-вер.
Едва он успел договорить эти слова, как граф дю Люк пощечиной свалил его со стула на пол, крикнув:
— Ты лжешь, негодяй!
На минуту все остолбенели. Никто не ожидал такого скандала.
— Запри дверь, Сириак, — спокойно приказал мэтр Бригар одному из гарсонов.
Незнакомец, одуревший от тяжелого удара, встал.
Мигом все столы и стулья отодвинулись к стене; все столпились, чтоб лучше видеть. Ватан и Клер-де-Люнь бросились к графу.
— Ну, красавец, и с тобой мы разделаемся, — объявил капитан, ударив по лицу де Местра.
— И с вами, белокурый вельможа, — добавил Клер-де-Люнь, подходя к де Сент-Ирему.
— Не убивай его, — шепнул ему Ватан, — он мне нужен.
— Хорошо, будьте спокойны.
— Милостивый государь, — сказал незнакомец графу дю Люку, — я не знаю вас, но убью.
— Без фанфаронства, — отвечал граф, — я знаю, что ты негодяй.
— По местам! — скомандовал Ватан. Граф отступил на шаг.
— Капитан, вы знаете, что это дело касается лично меня, — заявил он.
— Полноте! — сурово прервал его авантюрист. — За кого вы меня принимаете? Разве вы не видите, что эти три мошенника пришли с намерением оскорбить вас? Вы попали в западню.
— Верю вам.
— Да, но надо было верить раньше; убьем этих негодяев, как бешеных собак, граф!
— Я вас жду, господа, — напомнил незнакомец. — Не струсили ли вы?
Они встали на места: граф — против незнакомца, Ватан — против де Местра, Клер-де-Люнь — против де Сент-Ирема.
В зале наступила глубокая тишина.
Противники, держа в одной руке шпагу, в другой — кинжал, мерили друг друга взглядами19.
Они чувствовали, что будут биться на смерть, и у самых храбрых дрогнуло сердце, как перед неизбежной катастрофой.
— Деритесь, господа, никто вам не помешает! — с иронией объявил мэтр Бригар.
Шпаги скрестились.
ГЛАВА XIV. Славная дуэль в таверне «Клинок шпаги» и что из этого вышло
В те времена дуэли происходили не так, как теперь. Во-первых, дуэль почти всегда велась на смерть, а во-вторых, и условия были иные. Бойцы раздевались по пояс и дрались со шпагой в одной руке, с кинжалом — в другой; кинжалом прикрывались, как щитом, и отбивали удары, а шпагой — наносили их. Бой сопровождался криком или смехом. Свидетелей тогда не было — только секунданты, которые дрались между собой в одно время с теми, чью сторону держали, и могли помогать им, если считали, что противники слишком их теснят.
Это было и страшно, и красиво, как всякая борьба, в которой человек, забывая свою так называемую цивилизованность, превращается в дикого зверя.
Шестеро противников, обнажившись по пояс, с минуту стояли смирно, а затем отчаянно бросились друг на друга.
Окружающие сразу увидели, что бойцы обладают высшей степенью искусства.
