Брет Гарт - Кресси
На щеках смущенного Руперта заиграли прелестные женские ямочки.
— Н-но… как же отец? — пробормотал он.
— С ним все в порядке. Он согласен.
— А..?
Дядя Бен проследил за взглядом Руперта, устремленным на маленького Джонни, который, однако, казался всецело поглощен яркой клеткой новых брюк дяди Бена.
— С этим все улажено, — сказал дядя Бен с понимающей улыбкой. — Нами будет выплачиваться особая премия, чтобы можно было нанять китайца ходить за ним.
— А учитель… мистер Форд? Ему ты говорил? — спросил Руперт.
Дядя Бен кашлянул.
— Он тоже не против, я думаю. То есть, — он задумчиво утер рот ладонью, — он в одном разговоре неделю назад вроде как в целом дал свое согласие.
Быстрая тень сомнения мелькнула в карих глазах Руперта.
— Кто-нибудь еще с нами едет? — подозрительно спросил он.
— В этот раз никто, — мирно ответил дядя Бен. — Понимаешь ли, Руп, — продолжал он, с таинственным и довольным видом отводя мальчика в сторону, — это дело как раз и относится к разряду личных и доверительных. Нами, знаешь ли, получена информация…
— Нами? — переспросил Руперт.
— Ну да, нашей фирмой, — подтвердил дядя Бен, принимая серьезный, официальный вид. — Так вот, нами получены кое-какие сведения через разных там адресатов и грузополучателей, и теперь мы, то есть ты да я, отбываем в Сакраменто с целью навести некоторые справки касательно положения одной вышеперечисленной особы и узнать… ну да, то есть вступить в переговоры для выяснения, состоит ли она на данное время в браке или же в разводе, о чем смотри по накладной. — Он оставил сугубо деловой стиль и добавил уже проще, снисходя к необразованности Руперта: — То есть, понимаешь ли, замужем она сейчас или нет, — и продолжал не столь сложно, однако и не без уснащения своей речи деловой терминологией: — Выясним ее положение и контракты, ежели таковые имеются, где проживает, какой образ жизни ведет, изучим записи и деловые книги касательно брачных намерений и проведем кое-какие совещания общего характера, — ты в доме, а я на улице, готовый объявиться в случае надобности, ежели окажется желательной личная встреча высоких договаривающихся сторон.
Видя, что Руперт несколько растерялся от такого способа изъясняться, дядя Бен тактично умолк, потом заглянув в записную книжицу, объявил: «Я тут пометил, о чем нам с тобой надо будет потолковать в дороге», — напомнил Руперту о времени их назначенного отъезда и бодро удалился.
Лишь только он исчез из виду, Джонни Филджи без единого слова объяснения набросился на брата с пинками, тычками и щипками, осыпая ими его ноги и прочие доступные ему части тела, нечленораздельно бормоча что-то и всхлипывая, и, разразившись в конце концов бурей слез, повалился на спину прямо в пыль, описывая башмаками в воздухе круги. Эти характерные знаки оскорбленной привязанности Руперт принимал стоически, лишь приговаривая миролюбиво: «Ну ладно, Джонни, будет, перестань», — и наконец поднял его и брыкающегося отнес в дом. Здесь, после того как Джонни решительно объявил, что убьет всякого китайца, который сунется его одевать, и дотла сожжет весь дом, так подло покинутый братом, Руперт тоже пролил две-три тревожных слезы, в ответ на что Джонни, согласившись принять возмещение в виде апельсина, ножика с четырьмя лезвиями и солидной доли от всего личного имущества брата, несколько успокоился. Так в обнимку они сидели в лучах яркого солнца, освещающих бесприютную пустоту их сиротского дома и разбросанные вокруг по полу дешевенькие, скудные игрушки, единственные, которые они видели в жизни, и предавались обычным в их возрасте прекрасным фантазиям о будущем, сами не очень-то в них веря. Руперт определенно знал, что вернется через несколько дней при золотых часах и привезет Джонни подарки. А Джонни, страдая от предчувствия, что никогда уже больше его не увидит, пресекающимся голоском гордо утверждал, что сам будет таскать дрова, разводить огонь и мыть посуду, «все-все сам!». Далее последовал обмен мнениями по поводу отсутствующего отца — увлеченно сражающегося тем временем в покер за одним из столиков салуна «Магнолия», — мнениями, от которых этому веселому, общительному человеку, доведись ему их услышать, наверное, стало бы слегка не по себе. Потом снова были улыбки сквозь слезы и минуты храброго молчания, поистине душераздирающие, а потом, неожиданно быстро, наступило время, когда Руперту пора было ехать. Они расстались, бодро покричав друг другу на прощание что-то веселое, и тут Джонни, потрясенный внезапно нахлынувшим на него сознанием отвратительной бессмысленности всего земного и тщеты всякого существования, принял немедленное решение бежать из дому.
Для этого он запасся почему-то топориком, драгоценным, хотя и никчемным, комком замазки, а также всем наличным сахаром, оставшимся в треснутой сахарнице. Снарядившись таким образом, он выступил в путь, вознамерившись уничтожить всякие следы своего ненавистного существования прежде всего в школе. Если там окажется учитель, Джонни сможет соврать, что его прислал Руперт; а если учителя нет, он без труда влезет в окно. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джонни достиг вырубки и увидел вокруг школы целый отряд вооруженных всадников.
Первая его мысль была, что учитель убил дядю Бена, а может быть, Мастерса, а эти люди съехались сюда, чтобы, воспользовавшись отсутствием его старшего брата Руперта, сообща казнить учителя. Однако, не слыша ожидаемых звуков потасовки, он сразу же пришел к другому убеждению: учитель только что был избран губернатором Калифорнии и теперь готовится выехать из школы в сопровождении почетного эскорта, и он, Джонни, поспел как раз вовремя, чтобы увидеть процессию! Но когда учитель и Маккинстри вышли на крыльцо и спустились по ступеням, сопровождаемые спешившимися мужчинами, это сметливое дитя Дальнего Запада со своего наблюдательного пункта в гуще кустов без труда разгадало по обрывкам речей их истинные намерения и замерло от восторга и страха, чувствуя, как мурашки побежали по спине.
Дуэль! До сей поры ее видели только взрослые, которые потом страшно важничали и щеголяли непонятными кровожадными словечками, и вот теперь впервые маленькому мальчику — и не кому-то там, а ему, Джонни, — представилась возможность увидеть ее всю от начала и до конца! Дуэль! И, может быть, ему, Джонни, подло брошенному на произвол судьбы старшим братом, выпадет небывалое счастье остаться ее единственным живым свидетелем! Он едва верил собственным глазам. Счастье было слишком огромно!
Пробраться по кустам к намеченному для дуэли месту, пока велись последние приготовления, выбрать серебристую ель, растущую как раз где надо, и с помощью неожиданно пригодившегося топорика вскарабкаться тайком на самую верхушку было делом восхитительным и нелегким, но все же его короткие энергичные руки и ноги справились с задачей. Отсюда ему было отлично видно все, что происходило внизу, а тут еще, на его счастье, соседняя большая сосна была назначена границей дуэльной площадки. Проницательные мальчишечьи глаза давно уже разгадали, кто скрывается под каждой маской, и когда долговязый доброволец — секундант учителя занял место позади сосны, спрятанный от взглядов на земле, зато на виду у Джонни, мальчик сразу определил, что это не кто иной, как Сет Дэвис. Это никак не вязалось со всем, что было известно Джонни об отношениях Сета с учителем, и потому сразу же запало ему в память.
