Трим. Сборник рассказов - Тима Феев
Я сам не мог тогда понять, как выбрался на берег. Поскольку после разговора с тем дельфином и до своего чудесного спасения не помнил вовсе ничего. И только через несколько часов я начал вспоминать. И это было что-то, – капитан опять вздохнул. – Я вспомнил как поднялся над водой. Я вспомнил ветер, небо и луну. Про темные и кучевые облака. И эти облака как будто разговаривали в небе. Они там перешептывались тихо, а некоторые обращались и ко мне. А я их слушал. И столько всего удивительного услышал я от них ту ночь, что даже передать нельзя. И о штормах, и волнах, и о ветре. А также, – океане. О его извилистых течениях и невероятной глубине, о силе и спокойствии. Некоторые из них шептали, где скоро будет буря, а другие говорили, где вновь случится штиль. Одно большое облако шепнуло мне случайно, что видело как мой корабль тонул и как он налетел на рифы. А еще оно тогда сказало, что все погибшие матросы принадлежат теперь воде и океану, а сами тучи их прекрасно слышат.
В этот момент Мит все же не выдержал и спросил:
– Слышат голоса, но как такое возможно? Ведь они же все умерли.
А капитан посмотрел на него как-то странно и продолжил:
– Да, умерли, утонули. И океан теперь их могила. Они все принадлежат теперь ему. А оттого, он знает. Он все про них знает. А тучи? Ну откуда же они берутся, если не из океана. А значит они тоже про них знают и тоже рассказывают. Вот только их никто не слышит и не понимает. А я все слышал, но ничего не мог сказать. И как бы я хотел тогда задать всего один, но самый важный для себя вопрос: “Что с моей командой, может быть хоть кто-то уцелел? Или же все в ту ночь погибли?” Но нет, я мог лишь только вспоминать. И все.
Ну а теперь, – капитан отбросил в сторону одеяло, – пора прощаться. И очень прошу тебя, прояви учтивость, не беспокой понапрасну память погибших, и не рассказывай никому об этой истории. Ведь океан знает и тучи помнят, а ветер рассказывает.
Но Миту и не надо было ничего объяснять. Поскольку он и без предупреждения прекрасно все понял. Что столкнулся с силами настолько могущественными, что даже сама мысль о том, чтобы встать у них на пути, приводила его в настоящий ужас. А оттого он никому тогда не рассказал. Хотя еще в течение целого месяца находился на этом корабле. И только лишь изредка по ночам, когда слышал далекое то ли завывание, то ли печальный призыв, с тревогой вспоминал об услышанной странной истории.
27. Сидящие
Трава в поле была высокой. И это несмотря даже на то, что в этом году было очень мало дождей. Двое мальчишек примерно одного роста, но только разной комплекции, прокладывали свой путь через эту траву, буквально утопая в ней с головой. Иногда, чтобы сориентироваться, один из них, что был покрепче подпрыгивал вверх. И за время прыжка умудрялся окинуть взглядом все поле. После этого он обычно корректировал направление, куда им нужно было идти, и оба мальчика, немного повернув в ту или иную сторону, продолжали двигаться дальше.
– Я не знаю точно, – прервал наконец затянувшееся молчание коренастый мальчик, – когда мы с тобой до туда дойдем. Я просто и сам там был всего-лишь один только раз, да и то мимоходом. Мы тогда с отцом из леса домой возвращались, и я заметил как раз то сияние.
– Сияние, – повторил за ним задумчиво худощавый мальчик, – это, конечно, для нас хорошо, поскольку свет виден издалека. И нам не придется здесь слишком долго блуждать.
– Это еще как сказать, – ответил его компаньон, раздвигая палкой, что была при нем высокую траву. – Тут дело в том еще, что сияние это очень слабое, а оттого заметно только в темноте. Но я помню то место, куда нам надо идти, а поэтому мы с тобой не заблудимся.
Худощавый мальчик на это ничего не сказал, а только вздохнул еще один раз по своей, очевидно, укоренившейся уже привычке, и проследовал за своим приятелем. Поле, по которому они теперь шли, хотя и показалось им сначала весьма нешироким, на самом деле было ну просто бескрайним. В особенности, если брать то направление, которого они придерживались. Поэтому прошло не менее двух или трех часов, и на западе солнце окрасилось уже в красно-оранжевый цвет, когда молодые тримы подошли наконец к краю этого поля.
Немало уставши, они присели передохнуть, а заодно и подкрепиться немного. У них, как это обычно и бывало, из съестного оказались лишь остатки той еды, которую они сумели утащить с обеденного стола. Причем они не раз уже так делали, отправляясь в какое-нибудь длительное путешествие. Иногда, конечно, они прихватывали с собой еще что-нибудь и с огорода. Но на этот раз, опасаясь внимательного взгляда родителей, которые словно бы носом чуяли, что их чада замышляют очередную авантюру, не стали ничего рвать.
– Я тебе вот что скажу, – произнес коренастый мальчик, которого звали Тим, – все это, – он указал на далекий горизонт, окрашенный теперь уже пурпурным и розовым, – ни с чем другим сравнить нельзя. И пусть меня даже наругают завтра сильно, однако я все равно буду вот так убегать на природу и исследовать ее.
– Дело это, конечно, хорошее, – деловито ответил ему его приятель, имени которого почти никто не знал, а именовали его лишь по кличке: Спица. – Однако нам с тобой сейчас, я думаю, стоит больше заботиться о том сиянии, про которое ты говорил. И чтобы в сумерках, которые уже вот-вот наступят, мы с тобой его не пропустили. Поскольку в
