Сергей Хелемендик - Наводнение
«Они увидят мою божью коровку, как только продерут глаза! А продрать глаза я их заставлю сейчас», – сказал себе Луис и вернулся в «Дельфин». Разбудив дежурную, он попросил соединить его с гостиницей «Подкова». Луис подчеркнуто говорил на правильном испанском.
Когда ему ответил заспанный голос Алексиса, он перешел на диалект Эль-Параисо и, убедительно подделываясь под невнятное бормотание, которое обычно характеризует эту речь, сообщил, что расчет приготовлен, так как сеньор сказал, что они должны срочно уехать. Алексис долго не мог разобрать, что говорит Луис, но Луис терпеливо повторял, подмигивая изумленно открывшей сонные глаза девушке.
– Какой расчет! – взревел наконец Алексис, продравшись сквозь бормотание к смыслу высказывания. – Мы никуда не едем!
– Господа уезжают, сейчас же, немедленно! – пробормотал Луис и повесил трубку.
* * *– Луиси! Ты бежишь или нет? – без особой надежды повторил граф, постукивая костяшками пальцев по деревянным жалюзи окна. Дом был пуст, граф чувствовал это кожей. Луис не ночевал дома, и Хуан даже отдаленно не мог представить себе, где находится сейчас его друг.
Добежав до берега моря, граф немного задержался, размышляя, не повернуть ли ему в противоположную от гостиницы «Подкова» сторону. Обитатели гостиницы вызывали у Хуана жгучее отвращение. Ему претила мысль, что придется заниматься упражнениями в прекрасном и мудром, как мир, искусстве кун-фу по соседству с Лысаном и его спутниками. Но граф словно решил что-то и, повернув в сторону «Подковы», побежал по границе суши и моря, ускоряя бег. На его лице вспыхивала не обычная и не свойственная ему насмешливая улыбка.
Гостиница «Подкова» стояла на берегу так, что волны лизали бетонное основание фундамента. В непогоду соленые брызги залетали в открытые окна, наполняя обшарпанные комнаты благородным ароматом моря. Граф остановился в двадцати метрах от серой бетонной стены гостиницы на полосе упругого влажного песка и начал подпрыгивать на месте. Глаза графа неподвижно смотрели прямо перед собой. Постепенно его движения стали приобретать все большую скорость и размах, а рот начал издавать странные, сначала еле уловимые звуки, напоминавшие мяуканье и рычание одновременно.
Затем граф прекратил свой подпрыгивающий танец и застыл в позе буддийской статуи. Только рычащие мяукания, вырывавшиеся из его рта, становились все громче и громче. Наконец он испустил крик, в котором смешались рычание, мяуканье и визг, и нанес серию убийственных ударов руками и ногами. Последним движением граф вонзил пальцы в тело воображаемого врага, выломал одно из ребер и стал потрясать им в воздухе…
Потом последовала лавина душераздирающих звуков, и граф обрушил на второго противника град ударов, каждый из которых, казалось, мог угрожать бетонному основанию гостиницы «Подкова». Это был «комплекс разъяренного дракона». С остальными врагами граф расправлялся невероятно длинными и быстрыми ударами ног, совершая высокие прыжки с переворотами в воздухе.
Когда все враги были повержены, граф вновь стал мягко подпрыгивать на месте, и его глаза застыли, устремленные в одну точку. Это был балкон одного из номеров гостиницы, на котором в разгар битвы граф заметил перекосившееся от ужаса лицо Шакала.
Потом он бежал назад навстречу встающему из-за кромки полуострова горячему солнцу и смеялся. Тихий смех вырывался из груди графа и смешивался с шелестом прибоя…
Когда Хуан вбегал в патио своего просторного дома, майор Кастельянос наконец сомкнул тяжелые веки. Всю ночь на столе у майора не смолкал телефон – Гидо и его люди доносили обо всем, что происходило с порученными их наблюдению людьми. Последним был звонок Гидо, повергший майора в растерянность. Майор развел руками и выдохнул сокрушенное «Карахо!», поражаясь непредсказуемости поведения Луиса.
Гидо сообщил, что Луис только что выгнал из переулка свою «сакапунту» и поставил прямо под окнами 184 номера, после чего позвонил из холла гостиницы «Дельфин» в номер к «гостям» и, как сказала девушка-администратор, разыгрывал их, представляясь служащим «Подковы» и говоря по телефону так, словно он прожил в Ринкон Иносенте всю жизнь. Девушка так и не поняла, кто такой Луис: то ли иностранец, умеющий говорить на диалекте Эль-Параисо, то ли гражданин Эль-Параисо, притворяющийся иностранцем.
Всю ночь майор перебирал сообщения агентов, ругаясь последними словами, потому что в них зияли многочасовые прорехи. Агенты, например, подробно описывали, чем обедал Луис в ресторане, а куда он девался утром, никто не знал. Пока они добежали до своей машины и завели ее, простыл и след «сакапунты» Луиса.
Другой молодой разгильдяй проводил машину Луиса до Университетского центра и пошел пить пиво, считая, что Луис вернется нескоро. Когда этот бездельник вернулся на стоянку, машины Луиса уже не было, и опять он на несколько часов оказался без «крыши». «Хвост» за Луисом майор деликатно называл «крышей», то есть прикрытием, охраной. Так совесть майора страдала меньше.
Единственным надежным человеком, как всегда, оказался толстяк Гидо. Именно он не поленился в утренний час, когда бездельники в домике садовника Роландо досматривали сны, поехать следом за Луисом, направившимся в гостиницу «Дельфин», после чего нанявшим в конторе проката новенький «форд». Это он, Гидо, нашел бинокль в номере Луиса, остроумно спрятанный под кроватью: Луис прекрасно знал, что под кроватью прислуга в Ринкон Иносенте моет не чаще, чем раз в месяц.
Майор лежал на диване в своем кабинете и думал с закрытыми глазами. Он начал чувствовать логику поведения Луиса, и эта логика ему нравилась. «Этот парень, кажется, расправится с ними сам, пока мы тут играем в сыщиков!» – улыбаясь, вполголоса воскликнул майор, словно обращаясь к кому-то.
За два дня переговоров по телефону и телетайпу с полицейскими чинами Колумбии, Мексики, Аргентины, США майор сумел узнать довольно много. Колумбийская полиция переслала фототелеграфом досье Лысана, а неведомый коллега на другом конце провода заклинал «взять этого подонка с поличным и присадить лет на пятнадцать», благо законодательство Эль-Параисо легко позволяет это сделать.
По фототелеграфу майор получил также досье на дядю Луиса. Себастьян Карлос Каррера основал свой клан всего пятнадцать лет назад, но успел достигнуть очень многого. Из Международной ассоциации по борьбе с наркотиками майору сообщили, что организации Суареса и Карреры находятся в состоянии войны. Информация сама по себе не очень ценная, поскольку преступные кланы никогда не умеют разделить сферы влияния и жить в мире. Отношения между ними – это постоянная борьба за выживание. Важнее было узнать, что в последние месяцы борьба между кланами Суареса и Карреры начала выливаться в вооруженные столкновения. Это был безошибочный признак того, что скоро один из кланов проглотит другой.
