Бернард Коннерс - Искатель. 1992. Выпуск №4
— Нет, — остановил ее Кристенсен. — Нервишки расшатались, вот и все. Я постараюсь не давать воли настроению. Мне не хотелось бы ждать до завтра. Давайте поступим так: вы конспективно излагаете суть проблемы. Но сейчас. Если мне это покажется слишком сложным, обещаю вам, что мы отложим обсуждение до завтра. Хорошо?
— Согласна.
Она отставила бокал и задумалась, словно приводя мысли в порядок.
— Республика Монтеррей поддерживает тесные связи со свободным государством Мендочино. Если я не ошибаюсь, вы разорвали отношения с этой страной.
— Да, и повод не очень серьезный: рыболовный спор.
— Не имеет значения. Главное, что у вас нет прямых контактов, правильно? Следовательно, то, что я хочу сказать, будет для вас новостью. Наши представители в Мендочино сообщают, что вскоре ожидается нападение на Сан-Франциско.
— Кто собирается нападать на нас?
— Королевство Уикка.
— На метлах они, что ли, прилетят из Орегона? — Вы зря смеетесь.
— Если этот мир еще не встал с ног на голову, то королевство Уикка вместе с другими неоязыческими государствами придерживается ненасильственной политики. Пусть себе возделывают землю, пусть пляшут вокруг майского дерева, наконец, бормочут языческие заклинания и шаманят. Ну и что из этого? Вы хотите убедить меня, что горстка жалких кликуш и свихнувшихся монахов пойдет войной на империю?
— Я не говорила о войне. Речь идет о нападении. — Не вижу большой разницы.
— Верховный вождь королевства провозгласил Сан-Франциско священным городом и призвал подданных королевства отправиться в поход, чтобы возвести здесь у вас, в парке Гоулден-Гэйт, свой Стоунхендж. Поход приурочен к дню зимнего солнцестояния. Теперь судите сами. В долине Вильямет сейчас почти четверть миллиона язычников. Половина из них, а то и больше, стронутся с места. Наши люди в Мендочино сообщают, что в местах обитания язычников появились первые признаки миграции. Тысячи уикканцев движутся по горным дорогам от Маунт-Шаста до Юкья. До намеченного дня остается семь недель. Да, язычники проповедуют ненасилие, но имейте в виду: к концу месяца их палатки заполнят улицы Сан-Франциско. Вдобавок ко всем своим проблемам вы получите сто пятьдесят тысяч кочевников.
— О Господи! — вырвалось у него.
— У вас хватит запасов, чтобы прокормить эту ораву? Как вы разместите их? Есть ли у вас уверенность в том, что жители Сан-Франциско встретят их с распростертыми объятиями? По-вашему, это будет объяснение в любви?
— По-моему, будет резня.
— Именно. Уикканцы, может быть, и не настроены воевать, но не обманывайтесь на их счет: они мастерски владеют приемами самообороны. Если эта лавина обрушится на вашу землю, кровопролития не избежать. И попомните мое слово: жертвы будут не только со стороны язычников.
Она права. Раздоры, полный хаос и, наконец, кровавая баня. Вот что ждет их. Веселенького вам Рождества, господа! Он потер лоб. Голова раскалывалась от боли. Он посмотрел в окно. Огни далекого города светились в надвигающихся сумерках. Ощущение безысходности пронзило его. Он заказал еще по коктейлю и с расстановкой произнес:
— Им не дадут войти в город. Мы закроем границы империи, наши войска погонят язычников уже возле Санта-Розы, если они дойдут туда. Пусть возводят свое капище в Сакраменто или где угодно.
Он помолчал, затем продолжил:
— Империя обладает достаточной военной мощью, чтобы отразить вылазку королевства Уикка, но мне кажется, лучше придать этому вид регионального конфликта. Мы соберем войска наших союзников в районе Петалумы или Пало-Альто. От государства Сан-Хосе ожидать поддержки не приходится. Монтеррей тоже не представляет собой…
— Мы готовы оказать вам помощь.
— Какого рода?
— Мы не хотели бы вступать в открытый военный конфликт. В то же время, располагая союзниками по всей территории от Салинаса до Пасо-Роблес, мы могли бы набрать тысяч пять в общей сложности. Вас это устроит?
— Нас это устроит, — отозвался Кристенсен.
— Не думаю, что дело дойдет до вооруженного столкновения. Они откажутся от похода на Сан-Франциско, если войска займут позиции на границах империи. Придется им перетолковать свое пророчество на новый лад и поискать себе другое место для священнодействий.
— Согласен. В ваших словах есть логика.
Он потянулся к ней через стол и спросил:
— А для чего Монтеррею предлагать нам свою поддержку?
— У нас свои счеты с Сан-Хосе. Если мы заключаем военный союз с империей, правительство Сан-Хосе поостережется выступать за аннексию Санта-Крус, ибо этот откровенно враждебный нам жест повлечет за собой осложнение отношений с империей Сан-Франциско. Они на это не пойдут.
Хорошо, что она не плетет свои кружева, а раскрывает карты без церемоний, как есть. Без затей, но действует. Qui pro quo:[4] мы помогаем вам сдерживать языческие орды, а вы образуете силовой противовес для наших соперников, и обеим сторонам удается избежать кровопролития, балансируя на грани конфликта. Черт бы побрал эти карликовые государства с их смехотворным суверенитетом и нескончаемыми войнами, этих захолустных политиков и их альянсы на один день! Игры в политику? Как бы не так. Ужаснее всего, что весь этот абсурд самая реальная из реальностей, Прежний мир лежит в руинах, возврата к нему нет. Вот она, идея Weltpolitik[5] в миниатюре.
Правда, здесь, в Северной Калифорнии, все же спокойнее, чем на юге, где Лос-Анджелес беззастенчиво прибирает к рукам все новые территории, а Пасадена, как говорят, получила доступ к ядерному оружию. При таком развитии событий империя постоянно должна быть настороже.
— О вашем предложении я должен сообщить министру обороны. Необходимо также одобрение императора. Но должен сразу сказать: ваши доводы меня убедили.
— Благодарю вас.
— Я признателен вам за то, что вы не побоялись отправиться в далекий путь на север и сообщили нам эти сведения.
— Ну здесь наши интересы совпадают, — просто ответила она.
Он вдруг поймал себя на том, что не может оторвать глаз от ее лица. Резко очерченные скулы, прихотливый изгиб бровей. Да, в политике она не новичок, размышлял Кристенсен. Теперь, когда деловая часть их беседы завершилась, он позволил себе посмотреть на нее оценивающим взглядом. Она, бесспорно, привлекательна. Его усталости как не бывало. Интересно, удастся ли совместить политику с любовным приключением? Конечно, сегодня никто не претендует на уровень большой дипломатии, и ему самому далеко до Меттерниха или, скажем, Талейрана. Среди дипломатов не принято смешивать одно с другим. Хорош был бы Киссинджер, склоняющий Индиру Ганди к любовной связи. Но сегодня иные времена, иные нравы, а значит… Нет, сказал он себе. Нет. Выбрось из головы саму мысль об этом! Пусть посреди всеобщего убожества и он, и она лишь дети, играющие во взрослые игры, но в каждой профессии есть свой кодекс чести. Не стоит низводить официальные переговоры до заурядной интрижки. Итак, приказал он себе, сегодня ты проведешь ночь в собственной постели и проведешь эту ночь один. А ей он сказал:
