Лев Линьков - Капитан "Старой черепахи"

— Утопи мою лодку, сейчас же утопи!.. И про меня никому не сказывай...

В село они пришли затемно, и Олеся порадовалась, что по дороге к хате им не попалась ни одна душа.

Встревоженный таинственным происшествием, Пет-русь вскипятил воду. Ему было всего одиннадцать лет, но он жил у моря и наслышался рассказов про контрабандистов. Уж не контрабандист ли этот дядь­ка? Сдать бы его, лешего, в милицию!

— Молчи, — шепнула Олеся, когда брат сказал ей о своей догадке.

Дрожащими руками девушка перевязала парень­ка,— в левом плече страшная сквозная рана, — на­терла ему грудь и поясницу скипидаром, укутала одеялом, шалью и кацавейкой, а он лежал и долго еще цокал зубами.

 — Олесе думалось: «Неизвестный — не злодей, а несчастный». И когда он пил воду, спросила:

— Откуда ты, хлопец? Как звать тебя?

— Лодку утопила? — с трудом прохрипел па­рень.— Никому не говори обо мне... До Одессы дале­ко ли?

. — Сорок две версты до города.

Паренек опустил голову на подушку и больше ни­чего не сказал.

...Минуло две недели. Никто в селе не знал, что в хате рыбачки Олеси жил посторонний человек, что все эти дни она спасала его от смерти.

Рана начала подживать (крепко просолила ее морская вода), но больного схватила горячка, и у не­го отнялись ноги.

Он часто бредил. И, слушая хриплый шепот, Оле­ся поняла, что спасенный ею парень и впрямь не злой человек.

Приходя в сознание, он тревожно и строго спра­шивал:

— Олеся, чего я болтал?

— Сормово вы вспоминали какое-то, Волгу-ре­ку, — отвечала она.

Но не только это узнала Олеся из бессвязных ре­чей незнакомца. Да зачем тревожить больного!

— Больше ничего я не говорил? — допытывался парень. — Если я опять начну болтать, ты меня водой окати...

— Кто ты будешь? Родня-то твоя где? — спраши­вала больного Олеся, наклоняясь к изголовью.

Он молчал, будто не слышал, и опять бредил, требовал сапоги, пел «Смело, товарищи, в ногу». Де­вушка закрывала ему ладонью рот и шептала бра­тишке:

— Беги на двор, погляди, нет ли кого под окнами... На четырнадцатый день утром Олеся написала записку и послала Петруся в город, в Губчека, а на следующую ночь в хату тихонько постучались. Олеся вышла в сени, окликнула:

— Кто там?

— Олесе Семенчук письмо...

Вскоре Олеся и какой-то мужчина вынесли па­ренька по огородам к кустам, где стояла запряжен­ная в тарантас лошадь, уложили его.

— Спасибо тебе, красавица! — сказал мужчина и пожал Олесе руку. — Запомни: не видела ты нас.

— До свиданья, Олеся! — прошептал парень.— Я еще увижу тебя. Я со дна морского тебя достану.

— До свиданья! — прошептала она.

Лошадь скрылась в темноте, а Олеся все еще стоя­ла у черных рогатых кустов. Ей казалось, что, кроме покойных родителей (их по весне убили бандиты), кроме единственного родного брата Петро, у нее ни­кого и никогда не было ближе и роднее этого боль­ного чернявого парня. Неужели он только затем и появился, чтобы исчезнуть, так и не назвав своего имени?

К удивлению Яшки Лимончика, часовщик Бори­сов назначил ему дневное свидание в кабачке Печесского. Они сидели за тем же столиком, у оркестра, где у Яшки произошла печальной памяти встреча с Ерма­ковым.

Борисов был в костюме портового рабочего, Ли­мончик также предпочел явиться в скромной одежде мастерового.

Настороженно глядя на входную дверь, Яшка ти­хо спросил:

— Зачем мы заявились в этот кабак? Нас же, того гляди, схватят тут, как пить дать, схватят.

— Вы ничего не понимаете —спокойно ответил Борисов, наливая в стакан пива.— Здесь сейчас самое безопасное место. Никитину в голову не придет, что мы днем сидим в таком месте.

Борисов отпил пива и закусил снетками.

— После провала Орехова вам нужно исчезнуть из этого города. Я даю вам отпуск на полгода. Вас должны забыть в Одессе. Антос доставит вас в Стам­бул.

Яшка с равнодушным видом пил пиво.

— Но для этого... — Борисов помолчал. — Перед этим вы должны либо уничтожить «Валюту», либо сделать так, чтобы она недели на две вышла из строя. Антос не любит встречаться со «Старой черепа­хой».

— А я люблю легкую работу,— иронически проце­дил Яшка. — Это все-таки легче, чем поймать за хвост комету...

— Если надо будет, поймаете и комету,— сухо сказал часовщик.

Серафим Ковальчук затосковал. Может быть, он просто устал: такая жизнь — ни сна, ни отдыха! До­мой скоро дорогу забудешь. Шкалика с друзьями вы­пить некогда, словом перекинуться.

Сегодня утром, улучив минутку, Серафим попы­тался было побеседовать с Андреем Ермаковым по душам и откровенно признался, что ему надоело чуть ли не круглые сутки мотаться на шхуне у при­брежных скал: «По настоящему делу душа тоскует». Ермаков озлился: «Какого еще настоящего дела тебе захотелось? Водку, что ли, давно не пил?..»

«А неужто грех пропустить стаканчик? С голоду да с устатка и два не повредят! Одна радость на «Ва­люте», что в море...»

В таком настроении боцман возвращался под ве­чер из финансового отдела, где получал денежное содержание для команды шхуны. На Канатной улице его окликнули:

— Сима Пулемет! Здоров, старик!

Ковальчук оглянулся. Его догонял Фомин, кото­рого списали с «Валюты». «Ишь ты, франтом каким вырядился: новое пальто построил, кепку фасонистую напялил».

— Ты откуда взялся?

— С работы без пересадки! — отшутился Фомин.— До гроба буду тебя помнить, сосватал меня к Альба­тросу.

— А ты, видать, не горюешь?

— С чего мне горевать? Была бы шея — хомут найдется!

— Где теперь? Уж не воруешь ли?

— За кого ты меня, Сима, принимаешь? Или я у тебя из веры вышел? — обиделся Фомин. — Ты со мной не шути, я теперь в ответственных работниках — мага­зином заведую... А ты как живешь? Водку пить не ра­зучился? Пришвартуемся у Печесского. Или зарок дал?

— Да у меня всего час времени. В час не обер­нешься, — ответил Ковальчук. Соблазн был велик, но не лежало у него теперь сердце к Фомину.

— За час бочку выпьешь! А мы по маленькой... И дело есть важное, я было тебя уже разыскивать собрался. Вас, чекистов, касается...

Появление Симы Пулемета в подвальчике Печес­ского вызвало восторженное удивление: «Сима Пуле­мет с того света!», «Сима, Сима! К нам причаливай!»

Оркестр прекратил вальс и заиграл песенку:

Ай, да, Сима, Сима, славный парень,Сима наш нигде не пропадет.Симу в церковь тянут на аркане,А наш Сима знает водку пьет...

И польщенный Сима пил водку, целовался с друж­ками — безработными матросами, отплясывал «яблоч­ко» и часа в два ночи в обнимку с Фоминым еле выбрался на улицу, к скверу, где друг против друга сидели чугунные лев и львица.