Сергей Кулик - Приключения капитана Кузнецова
Сидя на обнаженном и закоченевшем речном дне, я оглядел свою «ловушку». Над головой огромный синевато-серый ледяной купол с буквой «X» голубого безоблачного неба. Причудливыми длинными шипами, словно зубы чудовища, с «потолка» свисают побелевшие от инея сосульки; на «полу» лежат два огромных, каждый величиною с табуретку, кристалла льда кубической формы.
И не только для меня, пилота, но и для опытного гляциолога-специалиста по замерзанию воды и земли — природа приготовила здесь не одну интересную и трудную загадку. Куда девалась вода? Ведь не могла же она вся уйти через трещины вверху. Как образовались огромные кубические кристаллы на дне бугуняяха?.. Каким образом выросли сосульки на потолке? Ведь вода по кривизне купола должна была стекать вниз свободно, не провисая каплями.
Так, любуясь чудесной ледяной пещерой, я задавал один за другим вопросы, на которые не находил ответов.
Под куртку забрался и прошелся по спине неприятный холод, начали коченеть ноги и руки, плотным инеем покрылась борода. Встал новый и не на шутку испугавший вопрос: как выбраться наверх? Толщина льда в разрезе трещин над головой не меньше полутора метров. Встав на ноги и подняв руки, я еле дотянулся до середины этой толщины.
Разыскав и надев шапку, начал плясать, размахивая руками, чтобы согреться. Но мороз был сильнее меня. Тогда пустился между кристаллами вприсядку, но за что-то зацепился и упал, оказалось, что это примерзшая ко дну палка длиною в полметра. Не отдавая себе отчета, для чего она пригодится, начал выковыривать ее каблуками. Ноги немного согрелись, палка зашаталась. Наконец она, грязная и тяжелая, у меня в руках. И этот обломок обрадовал больше, чем самородок золота в овраге у шалаша.
Заложив палку в пряжку ремня, забросил через трещину наверх. Она свалилась обратно. Бросил раз, и еще… Наконец, обломок застрял в трещине, и я, отогрев немного руки дыханием, по ремню выбрался из «ловушки».
Знакомый и мирный ландшафт с каждым днем становился скучнее и мрачнее, все гуще укутывался зловещим туманом, покрывался шершавыми горками студенистого льда, со всех сторон угрожал смертью. С каждым днем наледь, как хищный зверь, неотступно крадется к моему жилищу, а речка стала совсем недоступной. Все чаще раздается треск земли, в ответ судорожно стонет скованная льдом и холодом тайга. И с каждым таким взрывом возникает десяток новых очагов дышащей паром наледи, приковавшей меня, как недуг, к землянке.
Поделка каркаса лодки уже близится к концу. Из-за плохого освещения землянки покраснели и слезятся глаза, от копоти сальника кружится и болит голова, и я по вечерам сижу без работы. Длинные ночи безделья вызывают ненужные воспоминания и мысли. Самые навязчивые в мраке ночи — думы о Курбатове.
Кто он такой? Хороший работник и прекрасный товарищ?.. Охотник за симпатичными женщинами, безжалостный сердцеед?.. Сказанная однажды во сне английская фраза, когда мы с ним жили в одной комнате, «я приготовлюсь погибнуть в любую минуту» и моя авария не дают еще права так плохо думать о человеке. Но недоверие к нему поднимается в душе само собой. А не ревность ли это? Следует ли доверяться своей интуиции? Ведь я знаю биографию Курбатова с детских лет до последнего полета. Пришлось познакомиться с ней, когда был парторгом подразделения. А что случилось с того дня, как он не пришел в кино? Почему он стал или показался мне совсем другим? Откуда взялась у меня на душе эта наледь недоверия и подозрений?.. Ясно же как белый день, что не нам решать, с кем быть Светлане. И Курбатов не настолько уж глуп, чтобы не понимать этого. Значит, ревность здесь ни при чем. А что же тогда?
И душу опять начала давить наледь сомнений и догадок.
В ГОСТИ ИДЕТ ВЕСНА
Во второй половине марта солнце стало щедрым и ласковым. Утром оно, юное и веселое, выскакивает из-за горизонта и потом весь день улыбается тайге, стараясь пробудить ее от глубокого зимнего сна… Снег блестит так, что больно глядеть, кружится голова… Уже не трескается, не громыхает земля, а очаги наледи, расточив свои подземные силы, замерли до будущей зимы.
Но тайга еще спит крепким сном. По ночам в ней властвует упрямая зима. От веселых глаз обновленного солнца хитрая старуха-зима прячется по сиверам и в непроходимых дебрях, по падям и распадкам, а после захода солнца холодной змеей выползает из черной тени и с шорохом и треском гуляет по таежным гривам и долинам. Но радует то, что в этой борьбе тепла и холода, мороза и солнца победит весна, что скоро зазвенят ручьи и под свист синиц кудреватые березки покроются изумрудной прозрачной дымкой молодой листвы. Так будет… а пока что хозяйкой в тайге упрямая зима.
Каркас берестянки уже готов и собран. Он занял большую часть площади в землянке, уперся боками в кровать и в стенку, загородил проход к печке. Пришлось подвесить его к потолку над кроватью. Теперь осталось заготовить бересту и обтянуть каркас. Но даже здесь, в тайге, где кругом стоят стройные белые красавицы севера, заготовить бересту в марте не удалось.
Пытался снять сколки со стоячих деревьев днем, когда стволы нагреты солнцем, отогревал и распаривал чурки на костре, поливал их горячей водой, но вместо широких полос удавалось снять небольшие обрывки, пригодные только для записок. Ясно, что до июня нужных листов мне не добыть, а ждать нельзя.
Для поделки лукошек, ведер и чуманов в прошлом году еще там, у шалаша, я сделал большой запас бересты. Ее оказалось так много, что я не израсходовал даже половины и для всякого случая, скрутивши в трубки сухие листы, уложил на перекладинах в шалаше. Их можно распарить в воде и выпрямить. Надо спешить к шалашу и перетащить бересту, пока болота спят под толщей снега, а пади и долины не залило водой.
Лыжи и погода без ветров и снегопадов оказались верными помощниками, и я вернулся с берестяными трубками на пятый день. Распаренные листы, мягкие и послушные, начал натягивать поперек каркаса один за другим в закрой, как черепицу. Концы полос к верхним бортовым брускам укреплял накладными березовыми планками, прибивая их деревянными гвоздями. За неделю работы обтянул лодку до кормы, но тут встал новый вопрос: чем просмолить швы между листами бересты? Иначе плыть нельзя!
Весной и летом смолы в тайге сколько угодно. Вернее не смолы, а живицы. Она сочится из ран на коре стволов сосен, елей, пихт и лиственниц, издавая терпкий аромат, и застывает янтарными сосульками, словно боясь упасть на землю. Стоит только сделать косой надрез коры, подвести к стволу туясок, и в него потечет живица. Так заготовляют тысячи тонн живицы за сезон для нашей химической промышленности; на заготовке в тайге трудится целая армия специалистов-подсочников, или вздымщиков.
