Ростислав Самбук - Ювелир с улицы Капуцинов
– Помолчи! – прикрикнул Заремба. – Разве тебя попрекают? По мне, хоть каждый день шампанское пей, лишь бы с умом.
Катруся вернулась из кухни, неся закипевший чайник. При виде яств на столе она ахнула, прижав в растерянности руки к груди:
– Ой, что же это делается?
– Вот так роскошествуют коммерсанты, не считаясь с трудностями военного времени, – усмехнулся Петро.
Евген Степанович и Петро вскрыли банки с консервами, нарезали колбасу, сыр, белый хлеб. В центре высилась горка конфет.
Пили настоящий, ароматный чай. Заремба без церемоний уплетал и колбасу, и сыр, и консервы.
– Соскучился по хорошей пище, – признался. – А сегодня даже положено – праздник!
Петро подробно рассказал о Сталинградской oneрации. Катря нервно помешивала ложечкой в кружке, не спуская с него глаз. Юноша несколько раз перехватил ее взгляд и понял: радуясь победе, девушка все-таки не может забыть о брате.
– Вот это наелся и наслушался до отвала, – сказал Заремба. – А теперь давайте обсудим, как дальше будем жить.
Наконец-то! Петро давно ждал этих слов. Конечно же, его приглашали в строго законспирированную квартиру не на чашку чая. Значит, что-то пред shy;стоит. Что именно? Этот вопрос не давал Кирилюку покоя.
Катря убирала со стола, и Евген Степанович увел Петра в другую комнату. Сели на диван возле ши-роколапого фикуса.
– Ну, хлопче, дело ты затеял большое… – начал Заремба и задумался, как бы не зная, что и сказать.
– Не тяните, Евген Степанович! – взмолился Кирилюк.
– Петро, привыкай к выдержке… Тебе сейчас терпение во как нужно… Имеется резолюция на твою историю с тетрадью…
– Ну, – насторожился Петро, – мыльный пузырь?..
– За мыльным пузырем не послали бы человека через линию фронта!
– Какого человека?
– Обыкновенного, офицера из нашей разведки.
– Неужели?!
– Да, дело, выходит, серьезное… Завтра он будет ждать тебя. Запомни адрес: Пекарская, 24, седьмая квартира. Позвонишь четыре раза. Спросишь: “Здесь продают рояль “Беккер”?” Ответ: “Не “Беккер” – “Шредер”.
– Вы не шутите? – растерялся Петро.
– Что я тебе, мальчишка? – вспылил Заремба, но тут же отошел. – Адрес запомнил? Быть там между тремя и четырьмя часами дня.
Петро кивнул.
– А что ему от меня нужно?
– Вероятно, он тебе скажет, – усмехнулся Заремба. – Из-за пустяков не прыгал бы с пара shy;шютом…
– Но ведь… – начал было Петро.
– Ничего не знаю, – оборвал его Евген Степа shy;нович. – Потерпи до завтра.
И несколько погодя виновато сказал:
– Что-то со мной стало. Стоит присесть, и глаза сами собой закрываются. Старость надвигается или болезнь какая?..
– А вы пробовали просто лечь и поспать? – улыбнулся Петро. – Хотя бы четыре-пять часов?
– Не до сна теперь, хлопче!.. – Потер лицо, зев shy;нул. – Ах, как надоело петлять по городу!..
– А вы тут заночуйте.
– Нельзя. Одного человека повидать надо. Тут рядом. У него и переночую. – Обнял Петра, трижды поцеловал. – Счастья тебе, дорогой!..
Петру открыл дверь пожилой человек с отвислыми щеками. Узнав, что посетителя интересует рояль, так засуетился, будто действительно собирался продать инструмент.
– Пожалуйста, пожалуйста!.. Только не “Беккер”, а “Шредер”. Но это еще лучше… В очень хорошем состоянии, – сказал громко. – Прошу осмотреть…
Петро прошел тесную переднюю, заставленную сундуками и чемоданами, и оказался в большой комнате с книжными полками. Возле двери стоял диванчик, покрытый ярким шерстяным ковром. Большой письменный стол был завален бумагами.
– К вам, Борис Филиппович! – сказал хозяин.
Кирилюк удивленно осмотрелся, не понимая, к кому обращается хозяин.
– Спасибо, друже, – произнес кто-то за его спиной.
Петро оглянулся и увидел человека, выходящего из тайника, который находился за одним из стеллажей.
Петро был разочарован. Когда Заремба сказал ему о предстоящей встрече с офицером, который прибыл через линию фронта, Кирилюк представил себе его высоким, широкоплечим, с волевым лицом и умными, проницательными глазами. А перед ним стоял пожилой человек лет пятидесяти, с глубокими морщинами на щеках и некрасивым, мясистым носом. Он смотрел на Кирилюка светлыми, почти водянистыми глазами как-то настороженно, даже сердито. Но вдруг улыбнулся – морщины разгладились, глаза потеплели.
– Рад с вами познакомиться, – сказал он. – Надеюсь, вы знаете, с кем имеете дело?
Кирилюк ответил не сразу, продолжая осматривать своего нового знакомого: все же трудно было расстаться с выдуманным образом. Сказал:
– А я вас представлял себе иным…
И в то же мгновенье ему стало неловко за свои слова.
– Значит, не оправдал ваших надежд? – засмеялся Борис Филиппович.
– Нет… я хотел сказать… я думал… – растерялся Петро и махнул рукой. – Мне сказали, вы интересуетесь мной…
– Давайте знакомиться. – Борис Филиппович подошел к Петру вплотную и протянул руку. – Майор Скачков.
– Лейтенант Кирилюк, – ответил Петро, крепко пожимая протянутую ему руку.
Все же чувство разочарования, какое-то странное ощущение недовольства и огорчения не покидало его. Петро догадывался, что это не укрылось от проницательного взора майора и тот в душе подтрунивает над ним. Это рассердило его, и Петро подчеркнуто сухо произнес:
– Я вас слушаю…
Майор Скачков не обратил внимания на тон Кирилюка. Отступив на шаг назад, он принялся откровенно разглядывать Петра.
– Прекрасно! – сказал, наконец, как бы отвечая на какие-то свои мысли. Придвинул к себе стул, а Кирилюку указал на диван. – Садитесь, лейтенант, и рассказывайте о себе.
– Но ведь, – пожал плечами Петро, – я не знаю, что вас интересует. С моей биографией вы могли познакомиться там… – неопределенно махнул рукой. – Надеюсь, мое личное дело там есть?
– Я знакомился с ним, – перебил Кирилюка майор, – но это так… бумаги… – Лицо его покрылось морщинками, что, очевидно, означало крайне презрительное отношение ко всякой писанине. – Пускай ими занимаются кадровики, а мы с вами давайте просто поговорим. Итак?..
– Родился… – начал подчеркнуто официальным юном Петро.
– Я знаю не только, где вы родились, но и кем был ваш дед, – сощурил глаза Скачков. – Расскажите про Берлин… Как вы жили там…
Петро рассказал, как он с родителями попал к Германию, о своих первых детских впечатлениях в этой стране, вспомнил отца и его товарищей, своих сверстников по школе при советской миссии. Скачков слушал Кирилюка, не прерывая. Видно было, что каждая деталь рассказа была для него интересна и важна. Лишь время от времени он смешно, как-то по-детски сопел. Все это, а также доброжелательный взгляд острых глаз майора примирили Петра с разведчиком. Даже большой нос, морщины на щеках и лбу стали казаться симпатичнее, чем рисовавшееся ему раньше красивое, волевое лицо с пронзительными глазами. Подумав об этом, Кирилюк усмехнулся. Усмешка эта могла показаться собеседнику явно неуместной, ибо Петро как раз рассказывал о трагической истории одного из своих немецких друзей, которого искалечили парни из “Гитлерюгенда”[19].
