Джеймс Кервуд - Казан
Только несколько недель тому назад Казан уже видел точно такую же сцену, когда должен был свернуть на север от прежней колонии Сломанного Зуба. Тогда она не заинтересовала его. Но теперь он весь целиком был поглощен ею. Бобры перестали быть для него простыми водяными животными, несъедобными и с противным запахом, который ему не нравился. Теперь они были завоевателями – его врагами. И он молча оскалил на них клыки. Шерсть на нем ощетинилась и стала походить на щетку, и мускулы на передних ногах и на плечах напряглись, как веревки. Без малейшего звука он ринулся прямо на Сломанного Зуба. Старый бобр не обратил на него внимания даже и тогда, когда он был от него всего только в двадцати шагах. Естественно, не привыкший свободно чувствовать себя на суше, старый бобр помедлил немного. Затем он спрыгнул с дерева, как только бросился к нему Казан. Они оба все ближе и ближе подкатывались к краю разлива, и вдруг, улучив момент, плотное, тяжелое тело бобра выскользнуло из-под Казана, точно обмазанное маслом, и Сломанный Зуб, попав в свою сферу, почувствовал себя вне опасности, получив всего только две кусаные раны в свой мясистый хвост. Разочарованный в своей неудавшейся попытке загрызть до смерти Сломанного Зуба, Казан с быстротою молнии спрыгнул вправо. Молодые бобры не двинулись. В удивлении и от испуга от того, что они увидели перед собой, они так и окаменели. Они поняли, что надо хоть в чем-нибудь проявить свою деятельность, только лишь тогда, когда Казан уже бросился на них. Трое из них кое-как добрались до воды. Четвертый и пятый – еще бобрятки трехмесячного возраста – опоздали. Одним духом Казан перекусил одному из них спину, а другого схватил за горло и стал трясти так, как фокстерьер трясет попавшуюся крысу. Когда подоспела к нему Серая волчица, то оба маленьких бобрика были уже мертвы. Она обнюхала их мягкие тельца и заскулила. Возможно, что эти два маленьких существа напомнили ей об ее убежавшем Бари, потому что когда она обнюхивала их и скулила, то в этом ее плаче слышалась скорбь. Это был вопль матери.
Но у Серой волчицы были свои соображения, тогда как Казан не хотел признавать ничего. Он убил двух врагов, которые осмелились вторгнуться в его владения. К этим маленьким бобрикам он отнесся так же жестоко, как и рысь, которая когда-то погубила первых детей Серой волчицы на Солнечной Скале. И теперь, когда он вонзил зубы в их тело, то вся кровь в нем заклокотала от желания убивать еще. Он неистовствовал, бегал вдоль берега разлива и ворчал на воду, под которой скрылся Сломанный Зуб. Все бобры юркнули под воду, и теперь ее поверхность заколебалась от множества скрывшихся под нею тел. Казан подбежал к краю плотины. Она была новостью для него. Инстинктивно он догадался, что она представляла собою произведение Сломанного Зуба и его бобров, и с остервенением стал разрывать в ней лапами составлявшие ее хворост и грязь. И вдруг вода забурлила у самой плотины, футах в пятидесяти от берега, и из нее высунулась серая голова Сломанного Зуба. Около полминуты Казан и Сломанный Зуб на расстоянии померивали друг друга взглядами. Затем Сломанный Зуб всем своим мокрым, блиставшим на солнце телом выполз на плотину и уселся на все четыре лапы, все еще поглядывая на Казана. Патриарх был один. Ни один из других бобров не показывался. Поверхность затона снова стала тихой, как зеркало. Напрасно Казан искал возможности тоже взобраться на плотину, чтобы придушить своего наглого завоевателя. Но между солидной стеной плотины и берегом находилась еще неоконченная работа, состоявшая из перепутанных между собою ветвей и колод, через которую с шумом перекатывалась вода. Три раза Казан пытался проложить себе дорогу по этому плетню, и все три раза его усилия заканчивались тем, что он сам же сваливался в воду. Все это время Сломанный Зуб не двигался. Когда же наконец Казану удалась его атака, то старый инженер соскользнул с края плотины в воду и исчез под ней. Он понял, что Казан, как и рысь, не мог сражаться в воде, и быстро поставил об этом в известность всю свою колонию.
Серая волчица и Казан возвратились к своему валежнику и разлеглись на теплом солнышке. Полчаса спустя Сломанный Зуб выполз на берег с противоположной стороны затона. И другие бобры последовали его примеру. Их отделяло теперь от Казана водное пространство, и они преспокойно принялись за свою работу, точно ничего и не случилось. Пильщики возвратились к своим деревьям, другие заработали в воде, трудясь над составлением цемента из грязи и ветвей. Средина затона была демаркационной линией. Через нее не переступал ни один из них. Раз десять в течение последовавшего затем часа один из бобров подплывал к этой линии, чтобы поглядеть поближе на двух маленьких бобрят, которых растерзал Казан. Может быть, это была их мать, а может быть, какой-то неизвестный еще Казану инстинкт подсказал это Серой волчице. Потому что Серая волчица за это время два раза подходила к трупикам, обнюхивала их, и оба раза, вовсе даже и не видя, как подплывала бобриха к демаркационной линии, уходила быстро.
Первая вспышка гнева уже улеглась в Казане, и он стал наблюдать за бобрами уже более внимательно. Он понял, что они вовсе не созданы для драк. Их было достаточно, чтобы померяться силами с ним одним, но они разбежались при его приближении, как зайцы. Сломанный Зуб даже ни одного раза не задел его; и Казан постепенно пришел к сознанию, что эти вторгшиеся в его владения существа, которые так же хорошо себя чувствуют и в воде, как и на суше, представляют собою для него такой же материал для охоты, как и кролики, и куропатки. Еще задолго до вечера он вместе с Серой волчицей ушел в кусты. Он еще и раньше усвоил себе манеру выслеживать кролика из засады, не показываясь ему, и решил выполнить эту чисто волчью тактику и по отношению к бобрам. Невдалеке от валежника он свернул в сторону и стал пробираться вверх по ручью, идя за ветром. Через четверть мили ручей стал глубже, чем был до этого. Их прежний брод теперь оказался совсем залитым, так что Казану пришлось броситься в воду и перебраться на другую сторону вплавь, оставив Серую волчицу на этом берегу ручья со стороны кучи валежника.
Уже один, он тотчас же помчался по направлению к плотине, делая для этого крюк чуть не в сто ярдов. Ярдах в двадцати ниже плотины находилась густая заросль из ольхи и ивняка, сгруппировавшаяся у самого ручья, и Казан тотчас же воспользовался ею. Никем не замеченный, он пробрался на расстояние одного или двух прыжков к самой плотине и залег, готовый броситься вперед при первом удобном случае.
Большинство бобров в это время работало в воде. Четверо или пятеро все еще оставались на берегу, у самой воды. Прождав несколько минут, Казан решил уже пожертвовать всем, чтобы яростно броситься на врагов, как вдруг движение на плотине привлекло его внимание. Три бобра принялись за смазывание цементом центрального сооружения. Быстро, как стрела, Казан выскочил из своей засады и перебежал под прикрытие плотины. Здесь было мелко, так как главная масса воды нашла себе выход около противоположного берега. Когда он стал переходить через воду, то она едва доходила ему здесь до живота. Бобры его совершенно не замечали, и ветер дул в его пользу. Шум бежавшей воды поглощал собою малейший посторонний звук. Вскоре он услышал, что бобры работали уже над его головой. По веткам сваленных берез он вскарабкался наверх. Моментом позже его голова и плечи уже показались над самой вершиной плотины. Почти тут же, всего в аршине расстояния, Сломанный Зуб пригонял к месту трехфутовый чурбан от тополя толщиной с руку. Он так был занят своим делом, что даже и не видел, и не слышал, как подбирался к нему Казан. Другой бобр сделал предостережение, громко бросившись в воду. Сломанный Зуб поднял голову, и его глаза встретились с оскаленными зубами Казана. Он бросился было назад, но было уже поздно. Казан навалился на него всем телом. Его острые клыки вонзились Сломанному Зубу прямо в затылок. Но старый бобр все-таки стал увертываться назад, чтобы лишить Казана точки опоры. В этот же самый момент его похожие на долото резцы крепко ухватились за отвисшую шкуру на горле у Казана. Затем оба свалились с плотины в воду и пошли на самую глубину.
