Станислав Токарев - Искатель. 1981. Выпуск №4
— Что ты знаешь о доходах телемастера, да и о ее тоже? — усмехнулся Консулов.
— И все-таки. Запомни мои слова: из этой роскоши что-то да вылезет…
Позвонили из проходной. Явилась гражданка Андонова, та самая подруга Пепи, которая и позвонила в милицию. Антонов распорядился пропустить ее.
Милиционер ввел женщину и ушел. Она остановилась в дверях, внимательно посмотрев на мужчин, и кивнула, ничего не говоря.
Антонов, как и многие другие, верил в свое первое впечатление от людей, но не следовал ему слепо. Он его проверял и был горд, когда наблюдение подтверждалось. Это случалось часто, хотя и не всегда. Сейчас он особенно отдавал себе отчет в том, насколько важно было «попасть в цель»: эта женщина могла бы стать главной свидетельницей, если бы захотела. Может быть, единственным источником информации. Вопрос заключался в том, захочет ли она разговаривать откровенно.
— Вы… — Антонов полистал записи, — товарищ Клеопатра Андонова? Прошу, пожалуйста, садитесь.
— По отцу Ставридис.
Почему она решила, что это нужно сказать? Или она считала, что в милиции должны непременно знать ее девичью фамилию, или была горда своим греческим происхождением? Как и своим типичным акцентам.
О женщинах говорят, что они или есть, или были красавицами. Что можно было сказать о ней? Через некоторое время, когда станут записывать ее данные, он узнает дату рождения, а сейчас было трудно определить: подумал, где-то около сорока. Красивая. Сильно гримированная (наверное, было что скрывать), белолицая, черноволосая красавица. Ее волосы были идеально уложены, в ушах сверкали тонкие золотые обручи. На руках он насчитал шесть золотых перстней. Прекрасно выглаженный вишневый костюм, совсем еще новый, наверное, привлекает внимание мужчин на улице. И женщин тоже… От нее пахло дорогими парижскими духами. Только желтые кончики пальцев говорили о ее профессии. Она так всегда одевается или же сделала это ради них? Едва ли. Да, это была женщина, которая, несомненно, нравилась многим… Только ее глаза — темно-коричневые, теплые — сейчас смотрели холодно и отчужденно. Глаза женщины, видевшей много в жизни. Действительно, с ней будет нелегко!
— Мой коллега пригласил вас сюда, чтобы мы могли поговорить спокойно. Не буду скрывать, мы очень рассчитываем на вас.
Антонов помолчал, следя за ее реакцией, но женщина не воспользовалась паузой и продолжала молча смотреть ему в глаза.
— Что вас заставило позвонить в милицию? Были ли какие-то основания у вас для тревоги?
— Я посла, потому цто подумала, цто с Пепи цто-то слуцилось. Мозет, сломала ногу. Потом разволновалась, когда увидела, цто клюц в дверях. Знацит, дома. И не отвецает…
— Значит, только поэтому?
— Только поэтому.
— Значит, не было ничего, что могло бы вызвать ваше беспокойство за Пепи?
— Ницего.
— А почему она покончила с собой?
— Поконцила?! Не мозет быть. Пепи обыцно радовалась зизни. Она была не такой целовек. Она не поконцила с собой!
— Допустим. Тогда… остается одно: ее убили.
Консулов смотрел и слушал, не вмешиваясь в разговор, но в его глазах Антонов прочел какое-то неодобрение по поводу ведения разговора. Хубавеньский уставился на свидетельницу, явно любуясь ею.
— Скажите, знаете ли вы кого, кто бы ненавидел вашу подругу и имел основания свести с ней счеты или желал ее смерти?
— Такого целовека я не знаю.
— Вы хотите, чтобы мы нашли убийцу?
— Хоцу, конецно, хоцу!
— Тогда вы должны рассказать нам все, что вы знаете о ней.
— А разве она убита? Вы зе сказали, цто она поконцила с собой…
— Слушайте, Клео, так вас, кажется, называют в салоне? — вмешался Консулов. — Вы бывали в гостях у Пепи?
— Много раз. И она у меня.
— Сейчас меня интересует, когда вы были у нее в последний раз. Что вы делали в понедельник двадцать первого, когда ушли с работы? И подробнее, ничего не пропускайте!
Клео посмотрела на Антонова, как бы ожидая от него подтверждения, отвечать ли ей на этот вопрос.
— Он миня обизает. Поцему он спрасивает об этом?
— Ничего обидного в этом не вижу. Отвечайте.
— Хоросо. Я была у Пепи месяц или более того назад.
— А где вы были в понедельник вечером? — снова вмешался Консулов. — Почему уходите от ответа?
— У одной своей приятельницы в хостях.
— Ее имя? Расскажите поподробнее, что вы делали в понедельник.
Вопросы Консулова были вполне законными, но стало ясно, что они ничего не дадут следствию. Сомнений в том, что Клео в тот вечер не навещала Пепи, не было. Тогда почему так настойчиво Консулов спрашивал ее об этом? Единственный смысл заключался, видимо, в том, чтобы внушить ей, что и она может находиться под подозрением. Это могло бы вывести ее из себя, и у нее развязался бы язык. А в том, что язык у Клео длинный и что ей есть о чем рассказать, сомневаться не приходилось…
Разговор закончился тем полуобещанием, полупредупреждением, смысл которого сводился к одному: им вскоре вновь придется встретиться.
— Так всегда получается, когда ничего не знаешь, — заключил Антонов, когда Клео вышла.
— Ницего, ницего, она нам все сказет.
— Крум, не остри, пожалуйста. Сейчас нужно идти к полковнику. Пора докладывать…
— Мне обязательно присутствовать?
— И тебе и Хубавеньскому. Чтобы и вас видели в деле.
— У полковника, полагаю, нет никакого желания видеть меня, а у меня и подавно.
— Это не имеет никакого значения. Ты сам будешь по делам службы, а не в гостях.
Начальник отдела, полковник Кынчо Бинев, так называемый «маленький полковник», в отличие от «большого полковника» — начальника управления Пиротского, — а также из-за своего более чем скромного роста не пользовался особыми симпатиями у подчиненных. Чрезмерно строгий и взыскательный, часто грубый, он никому не прощал ошибок и строго наказывал за все, даже пустячные, провинности. Он сам себя хвалил: «От меня поблажки не жди! Когда я выйду на пенсию, тогда и буду расходовать свою доброту, накопленную за тридцать лет службы в органах». Очевидно, доброту он считал лишним качеством в своей работе…
Антонов представил своих коллег. Бинев предложил всем сесть, не сделав ни одного из своих привычных замечаний. Антонов докладывал только факты и закончил рассказом о беседе с Клеопатрой Андоновой, откровенно признав, что разговор с ней ничего ценного для следствия не дал и что, может быть, он является залогом надежды на будущее, когда им вновь придется встретиться с ней.
— Это все?
— Все, товарищ полковник. Фактический материал еще так беден, чтобы строить какие-нибудь гипотезы…
