Евгений Кораблев - Созерцатель скал

Бурят сообщил о своем допросе. Старая царская форма рассеяла сомнения Попрядухина.

– Я слышал, – сказал фельдфебель и кивнул на Попрядухина. – Несомненно, большевик!

– Что вы, ваше благородие! – завопил старик. – В мои ли годы?

– Неча кувыркаться-то, – сердито крикнул солдат. – Надо лучше его к самому князю. Он разберет. Наше дело маленькое.

– К какому князю? – спросил испуганно Попрядухин.

– К начальнику. Там увидишь – какой.

После долгого ожидания под дождем пленников ввели в палатку.

Увидав Попрядухина, Урбужан даже приподнялся. От злобы у него, как у кабана, выступила пена на губах.

– Лучше бы вам на свет не родиться! – прошипел он. – Я угощу вас так... В пещеру их! – крикнул он. – Я приду!

Пещера в скалах неподалеку от лагеря служила тюрьмой.

– Попали в переплет, – растерянно бормотал старик. – Ловко засыпались. Думал, собаки в живых нет. Камой, черт его вытащил?

Он бормотал сам с собой и ругался, приводя изречения охотского исправника. Аполлошка сначала, глядя на него, принялся реветь; потом заснул, положив голову ему на колени.

– Эх, подвел я тебя, малец! – вздыхал Попрядухин. – Этот зверь такое придумает, что, истинно, рождению не обрадуешься.

Старик слышал о применявшейся у бандитов пытке шомполом. Говорили даже, что сдирают кожу. «Нешто, руки на себя наложить? А малец? Бежать?» Но у входа стоял часовой с угрюмым, злым лицом.

Хоть бы Вампилун цел остался. Может, выручит. Но где и как? Что может он сделать против отряда и взбешенного Урбужана.

Старик уныло повесил голову.

В это время до его слуха донесся из глубины пещеры какой-то глухой не то писк, не то лай. Потом мимо ног шмыгнул зверек. Лисенок! «Верно, вода от дождей в нору затекла», – предположил он. И снова предался своим мрачным размышлениям.

Но время шло и шло. Урбужан не показывался.

Сменился часовой. Спустились сумерки. Проснулся Аполлошка.

Попрядухин ласково погладил его кудри.

– Что, паря? Чтой-то долго нас не ведут?

– Забыли?

– Нет. Вишь, часовой стоит.

Аполлошка встал, потянулся. Неожиданно насторожился.

– Ты чего?

– Зверем пахнет.

– Лисята здесь. Сейчас один пробегал тут.

Аполлошка вскочил.

– Где?

– Здесь.

Мальчик забыл про опасность. Поймать живого лисенка – давнишняя мечта. Он тихонько начал пробираться в глубь пещеры.

Старик вздохнул. Сколько минут так прошло, он не заметил. Было уже темно. Вдруг кто-то кинулся на него и едва не задушил в объятиях. Старик чуть не заорал, не узнав Аполлошку.

– Нашел! Выход нашел! – шептал парнишка. – Где жили лисята. Выход! Бежим скорей!

Попрядухин вскочил с места. «Господи! Неужели спасение от Урбужана?»

Сбивая с ног Аполлошку, он, как безумный, кинулся вперед.

Лиса, уводя своих детей от наводнения, инстинктом нашла кратчайшее расстояние наружу в стене пещеры и прокопала выход между камнями. Аполлошка, гоняясь за лисенком, наткнулся на него. Без большого труда он свалил один из камней; образовалось отверстие, достаточное, чтобы пролезть мальчику и старику.

Не прошло и нескольких минут, как они, изорванные и исцарапанные, мчались по скалам, под прикрытием сумерек. Бежали они, не зная куда, стараясь только взобраться на самую неприступную кручу.

Старик все время дивился, почему не пришел Урбужан. Он не знал, что, пока они сидели в пещере, на стоянке бандитов разыгрались кровавые события.

III. Охота за рябчиками

Едва Попрядухин с Аполлошкой отошли, как на Вампилуна налетел разъезд. Скрутили, прежде чем он успел прийти в себя, и обезоружив, повели в лагерь.

Через несколько сот шагов они встретили, офицера, который что-то сказал конвойным.

Они направились к офицерской палатке.

Брань и смех, раздававшиеся без стеснения на весь лагерь, указывали, что здесь находится начальство.

– Светлов, веди сюда! – крикнул пьяный голос.

Конвойные ввели Вампилуна в просторную палатку. За столом, заставленным бутылками и остатками обеда, играла в карты компания офицеров, человек восемь. Заспанные, измятые лица, красные веки, запах спирта, тяжелая матерная брань, сопровождавшая каждое слово, говорили, что попойка продолжается несколько дней, и компания в том состоянии опьянения, когда уже утеряна грань реального. К своему удивлению, Вампилун увидел мистера Таймхикса. Англичанин сидел на другой половине палатки и по своему обыкновению что-то писал.

При виде арестованного из-за стола поднялся коротенький, толстый человек в мундире и полковничьих эполетах. Жесткие усы, тяжелый подбородок, низкий лоб, упрямые бычьи глаза – все говорило Вампилуну, что перед ним известный полковник N.

Рукой он сделал пьяной компании знак быть потише, но на него не обратили внимания, равно как и на арестованного. Очевидно, это было будничное явление.

– Большевик? – пьяно спросил он, вылезая из-за стола и вынимая револьвер.

– Нет, – ответил Вампилун. Возможность, что это пьяное животное сейчас же пристрелит его, ужаснула молодого партизана.

– Чем можете доказать?

Вампилун недоумевающе пожал плечами.

– Кто вас здесь знает? – продолжал полковник, разглядывая револьвер.

В эту минуту, чуть не опрокинув палатку, ввалилась огромная туша. Вампилун, к ужасу своему, узнал Урбужана.

При виде бурята-комсомольца злобное торжество засветилось на мрачном безобразном лице бандита. Он подошел к полковнику, по-приятельски положил ему руку на плечо и посадил рядом с собой за стол.

Кивая на Вампилуна, он что-то заговорил.

Вампилун понял, что его судьба решена. Полковник, видимо, что-то хотел сказать Урбужану, но в эту минуту вошел прапорщик, почти мальчик, с университетским значком на мундире.

Полковник вопросительно поднял на него глаза.

– Ваше превосходительство! – вытянулся он. – Я прошу вас не назначать моих людей для расстрела. Это производит разлагающее действие.

– Что-о т-такое?

У полковника задергались усы. Краска залила щеки.

Но офицер, не оробев, повторил свой рапорт.

Вампилун заметил, что выкатившиеся полковничьи глаза неестественно блестящи и пусты внутри, точно стеклянные шары. Видимо, безумие алкоголя владело им.

– Почему только вы просите меня об этом?

– Чистый интеллигент, да?

– Не знаю, почему не просят другие.

– Учить, учить вас, щенков, надо, воспитывать. В перчатках хотите воевать, сукины сыны!

Много слез и крови видели эти пустые глаза. По приказу полковника в гражданскую войну сносились с лица земли целые деревни. От его имени веяло в этих краях смертью и ужасом.

Твердость офицера казалась ему подозрительной. Когда он взглянул снова на упрямца, взгляд его не предвещал ничего доброго.