Василий Веденеев - Искатель. 1986. Выпуск №3
— Кто может дать показания, останьтесь. Остальных прошу вернуться ч свои комнаты, но из института пока не выходить.
Я не был уверен, что смогу «дать показания», но остался. Таня тоже. Она стояла рядом, прислонившись плечом к моей груди, опустив голову, чтобы не смотреть «туда». Я чувствовал, как дрожит ее плечо, и боялся, что она сейчас упадет.
— Кто может сказать, почему директор оказался здесь? — спросил высокий мужчина, расстегивая пальто и доставая ручку. Сросшиеся на переносице густые брови и горбатый нос придавали ему диковатую суровость.
— Виктор Сергеевич собирался понаблюдать за подопытными шимпанзе, — сказал я.
— Он часто это делал? — Глаза мужчины уставились на меня, словно сфотографировали. И тут же он представился: — Следователь Шутько, Михаил Георгиевич.
Я тоже назвал себя и сообщил ему, что Виктор Сергеевич приходил в виварий не реже раза в неделю, если, конечно, не был в отъезде.
— Это во время вашего дежурства произошло несчастье с обезьяной?
— Да, — сказал я, удивляясь, кто ему уже успел сказать об этом.
— Несчастье случилось в том же отделении вивария?
— Да.
— А когда вы узнали, что директор собирается сегодня прийти сюда?
— Позавчера вечером. Виктор Сергеевич сказал, что зайдет в виварий, но не уточнял когда.
Он отвел взгляд и спросил как бы о чем-то второстепенном:
— Простите, вы пришли сюда из своей комнаты?
Я кивнул:
— С вами там были еще люди?
— С ним была я, — вмешалась Таня. — Михаил Георгиевич, как вы думаете, что это — несчастный случай?.. — Ее голос дрожал от напряжения. Я испугался за нее и за то, что подумает следователь.
Но он очень вежливо и как будто чистосердечно ответил:
— Еще не знаю. На полу у ног директора обнаружена кожура банана. Он мог наступить на нее и неудачно упасть на угол клетки. Подождем заключений эксперта… Вы оба можете идти. Если не трудно, задержитесь еще на полчаса в лаборатории…
Уходя, я бросил взгляд «туда». Санитары укладывали труп на носилки. На полу резко белел очерченный мелом контур…
Вскоре в лабораторию пришли двое: следователь Шутько и с ним какой-то белобрысый. Пушистые волосы нимбом обрамляли его круглое лицо.
— Хочу задать вам обоим еще несколько вопросов, — сказал Михаил Георгиевич.
— Пожалуйста, — несколько поспешно ответил я.
Таня перестала возиться с колбами и села на стул рядом со мной.
— Между вами, Борис Петрович, и директором перед его смертью не случилось ссоры? — спросил следователь. Оставалось только удивляться, как быстро работает наше институтское «информбюро».
— Мы спорили, а не ссорились. Это не одно и то же.
— Пожалуйста, расскажите, о чем вы спорили, так сказать, осветите проблему.
Его вопрос вызывал у меня раздражение. Как я смогу «осветить проблему» для этих двоих? Понадобится, как минимум, несколько часов. И что они поймут?
Все же я начал рассказывать. Минут десять они слушали, не перебивая, затем круглолицый заметил:
— Можете опустить вводную часть, мы знаем, чем занимается генная инженерия. В пределах научно-популярных статей.
— Олег Ильич по образованию биолог, — пояснил Шутько. Я нарочно сократил свой рассказ до минимума, оставив несколько фраз.
— Михаил Георгиевич! — шагнула к следователю Татьяна. Ее шея была вытянута и напряжена, отчего казалось удлиненной. Следователь обернулся к ней и по выражению ее лица понял вопрос. Не ожидая, пока она его выскажет, ответил:
— На несчастный случай мало похоже…
Мы возвращались с кладбища в институтских автобусах. Отзвучали прощальные речи, торжественные фразы, печальные слова друг другу. Теперь каждый ушел в себя, избегая слов. Где-то вилась, сквозила, объединяя всех, тревожная мысль: как будет после него, без него? Впереди сидели Александр Игоревич со своей женой — она тоже работала в нашем институте. Сбоку от меня — Евгений Степанович. Когда я поворачивал голову, наши взгляды иногда встречались.
За Евгением Степановичем сидел вспотевший и вконец вымотанный хлопотами Владимир Лукьянович Кулеба, еще один заместитель директора — по хозяйственной части. Все в институте знали, что академик его не любил, но терпел как умелого хозяйственника и снабженца.
Когда я смотрел на Александра Игоревича или Евгения Степановича, то невольно вспоминал, что оба они с юности учились и работали вместе с Виктором Сергеевичем. Кто из них заменит покойного на посту директора? Или пришлют нового?..
В этот день я провожал Таню домой. В троллейбусе, как обычно, было тесно. Нас прижали, мы смотрели друг другу в глаза. Впервые за все время нашего знакомства не надо было прятаться за словами. Я не чувствовал никакой робости, а ведь раньше мне ни за что не удавалось ее преодолеть. С Верой я с самого начала вел себя свободно, раскованно, а как только оставался наедине с Таней, появлялась необъяснимая робость.
Подал руку, помогая ей сойти с троллейбуса. Она оперлась на нее тяжело, шепнула:
— Извини, устала.
Она сказала «извини», а не «извините». Мокрый снег летел а лицо, и я злился на мокрый снег, потому что он сейчас был некстати.
На знакомом перекрестке Таня остановилась.
— Провожу тебя до дома.
— Нет. До дома — до подъезда — до квартиры — через порог, — скороговоркой произнесла она. — Сам виноват, рассказывал о прежних знакомых, спаивавших тебя семейным чаем с вареньем. А у меня этого не будет.
— Обязуюсь чаю в рот не брать. В твоем доме, — поспешно уточнил я.
— Нет, иди. Когда-нибудь в другой раз
И, привстав на цыпочки, ткнулась холодным носом и губами в мою щеку.
Следователь Шутько не заставил себя долго ждать. Он появился в лаборатории как-то незаметно, несмотря на немалый свой рост, поговорил с профессором, с Таней, потом подошел ко мне:
— Совсем ненадолго оторву вас от дела, Борис Петрович. Вы упомянули в прошлый раз, что в тот день, когда погиб шимпанзе, слышали в виварии шаги…
— Я употребил тогда слово «почудились». А на самом деле никого в виварии не оказалось. Кроме животных, разумеется.
— Почудились? Только шаги?
— Нет. Показалось, будто включили транспортер, открывали дверь клетки. Но в институте постоянно работают механизмы: кондиционеры, насосы…
— Все же те звуки чем-то отличались от обычных? Иначе вы бы их не выделили.
— Допустим. Но это могли быть какие-то перебои в работе тех же кондиционеров. Напоминаю, когда я заглянул в виварий, там никого из людей не было.
— Никто не мог спрятаться? Где-нибудь за клеткой?
— Исключено. Коридоры и вообще вся площадь вивария хорошо просматриваются.
