Владимир Рыбин - Искатель. 1987. Выпуск №1
Однако он не имел права исключить, что поверить в случайность смерти мешает Хусаиновой присутствие какой-то глубоко личной детали в отношениях с Ошаниным. Мог быть мимолетный взгляд, слово, обещание. Хусаинова могла забыть эту малую деталь, однако подспудно это продолжало тревожить, заставляло действовать.
Не откладывая, Шатохин решил побывать в Саврасине.
Старинное, распавшееся лет двадцать назад сельцо было в часе ходьбы от восточной окраины города. Дачи строились по берегам небольшой речки Шальки. Каждый домик в Саврасине по-своему хорош, но симакинский отличался особо. Небольшой теремок, срубленный из тщательно подогнанных, одно к одному, гладких бревнышек, весь был разукрашен деревянной резьбой. Она вилась по наличникам окон, по столбикам-кронштейнам, державшим козырек крыльца, по карнизу; розеткой — «солнышком» возникала на фронтоне, плавно перетекала в металлическую крышу. Шатохин от удивления цокнул языком, так все в меру и к месту было на тереме, так удачно резной декор вписывался в нетронутую хвою.
Пока он разглядывал симакинский домик, за ним наблюдали. Пожилые мужчина и женщина, правда, делали вид, будто интересуются лишь собственной смородиной. Однако конспираторами они были плохими. Поминутно то один, то другой оглядывались на следователя. Он знал: соседи, пенсионеры Гребенюковы. Собственно, ради встречи с ними Шатохин и приехал в Саврасино, верно рассчитав, что в погожий осенний день, вероятнее всего, найдет стариков за городом.
— Нравится дом? — спросил Гребенюков. В голосе его сквозила настороженность.
— Я из милиции, — сказал Шатохин.
Облегчение сразу промелькнуло на лице у Гребенюкова. И он пошел вдоль забора, указывая рукой, где калитка.
— Вы первый увидели Симакина? — спросил Шатохин.
— Ну да, да, — согласился Гребенюков. — Мы с Машей тогда около десяти приехали. Слышу, у Алексея приемник транзисторный включен, музыка играет. Зайду, думаю. Мы запросто всегда, без церемоний, друг к другу заходили. Гляжу, он на веранде… Мне про смерть, как она выглядит, объяснять не нужно: всю Отечественную в пехоте провоевал…
— Дверь заперта была изнутри?
— Her. Он никогда не закрывался, если один.
— А перед этим когда его видели?
— Неделю назад, пять ли дней. С Диной они были, славная женщина.
— Гости у него часто здесь бывали?
— Да какие гости — соседи. Заходили, особенно как один остался.
— А в тот вечер был кто-нибудь, не слышали?
Гребенюков отрицательно покачал головой:
— Мы уж тут между собой, соседи, говорили. Не был никто. Летом ночуют, пока ночи теплые, пока урожай не собран.
Так, разговаривая, они приблизились к жене Гребенюкова. Шатохин поздоровался с ней. Все трое сели на лавочку под молодым кедром.
— Когда его увидели, — поглядев вверх, в густую крону дерева, спросил Шатохин, — странного, подозрительного не отметили?
— Отметил бы, сразу сказал, — быстро ответил Гребенюков. — До вас справлялись сотрудники. Напрасно вы думаете что-то такое. Неловко о мертвом, но сам виноват. Говорил ему: будешь так прикладываться, до моих лет не доживешь. А он вот… — Старик вздохнул, умолк.
— Часто выпивал?
— Бывало. Может, с Диной бы выправился… Что теперь толковать без пользы.
— Петька Сапрыкин ему помог, можно сказать, — вмешалась жена Гребенюкова. — Он на фармзаводе экспедитором работает и тянет оттуда чемерицу, настойку то есть. Как своей распоряжается, продает. Все Саврасино снабжает отравой. Весной у соседей, взгляните, вон красная крыша виднеется, — привстала, указала пальцем, — мальчонка тоже нечаянно выпил этой чемерицы. Хорошо хоть молоко было, отпоили сразу, а то бы как Алексей…
— Большой мальчик? — спросил Шатохин.
— В этом году в школу пошел.
— Значит, Сапрыкин таскает с завода чемеричную настойку и продает дачникам? — уточнил следователь.
Гребенюковы кивнули разом.
— А Симакин давно купил у него?
— Да сразу после майских праздников. Вся улица тогда покупала, сезон. Да, Маша? — Гребенюков повернулся к жене.
— Я хоть бутылки запрятала подальше. Не как у него, на виду, руку протяни.
— И теперь целы? — спросил Шатохин.
— Конечно, куда денутся. В подполье стоят.
— Вы мне отдадите одну из них?
— Можно хоть обе.
— Спасибо. Канистра-то одна была?
— Да.
— Тогда достаточно пока одной…
Распрощавшись с Гребенюковыми, через полтора часа Шатохин уже снова был на окраине города.
Подвесив на крючок в телефонной будке авоську с бутылкой и пол-литровой баночкой облепихового варенья (подарок, от которого не удалось отказаться), он позвонил к судмедэксперту Добрынину.
Трубку долго не снимали. Шатохин бросил бы свою затею дозвониться в воскресный день, если бы не знал слабость Добрынина в выходной день поспать, понежиться в постели до полудня. Пока было начало двенадцатого, и Шатохин не терял надежды. Наконец терпение его было вознаграждено.
— Алло, — услышал он густой баритон Добрынина. Голос звучал недовольно и нетерпеливо.
Шатохин назвался, поспешил спросить:
— Помнишь на даче в Саврасине несчастный случай?
— Конечно, дней десять назад. Симкин, кажется.
— Симакин, — поправил Шатохин. — Алкогольное отравление исключается?
— Какое алкогольное. Помню, он выпил. Но для такого мужика — слону дробина. Отравы какой-то глотнул. Если материал у тебя — там есть заключение. Ошибка исключена, гарантирую.
— Да, я видел. Есть маленькое «но». Твоя помощь требуется.
— Подходи в понедельник с утра.
— А если сейчас?
— А сейчас выходной. Жена в машине ждет. Посмотри в окно, день какой. Последняя возможность набрать грибов. — Добрынин сделал ударение на слове «последняя». Отказывать он не умел, и скрытая просьба оставить его в покое сквозила в интонациях.
— Больше часу не отниму, обещаю, — сказал Шатохин. — А жене за ожидание — баночка облепихового варенья. Очень вкусное.
— Ладно, — после продолжительной паузы сдался Добрынин. — Буду через полчаса.
Когда Шатохин в переполненном автобусе добрался до бюро экспертизы, темно-зеленые добрынинские «Жигули» уже стояли во дворе. Сам Добрынин в плаще и берете сидел в своем кабинете, хмуро поигрывая ключами от машины.
— Еще и ждать себя заставляет, — проворчал судмедэксперт. — Что у тебя такое сверхсрочное стряслось?
— Вот, — Шатохин протянул бутылку.
Добрынин взял, посмотрел на свет, меланхолично ключиком сковырнул пробку, понюхал.
— Ну и что, — сказал, ставя бутылку на стол, — чемеричная водная настойка.
