Луи Буссенар - Железная рука

— И мы, и другие тоже… А там — путешествие в страну свободы!

Продолжая подглядывать в замочную скважину, Мустик вдруг подумал: «А эти голоса мне знакомы! Гляньте-ка… Нет, возможно! Уж не грежу ли я? Если бы за обедом я не опрокидывал еду под стол и не выплескивал в жилет всю водку и вино, можно было бы подумать, что алкоголь лишил меня разума. О, этот голос, который звенит, как металлические тарелки. А тот другой — грубый, бандитский… Подобных больше нет. Да простит меня Бог! Но мне кажется, что я снова там, в казино «Два Уха»! Нет! Нет! Ошибки быть не может! Это они. Однако я не узнаю самих людей, хотя вижу их, как при солнце… Тот же возраст. Те же обороты речи, но лица другие. Хотя глаза… Однако о ком же они говорят? Кто тот человек, которого они отравили?»

Все эти мысли пронеслись, словно молния, в мозгу мальчика. Его волнение еще больше усилилось.

Заговорщики продолжали болтать, но уже не так громко. До Мустика доносились теперь лишь обрывки фраз. Услышал он, вероятно, вещи еще более страшные, так как ужас бедного ребенка был настолько велик, что дело могло кончиться обмороком.

Человек с пропитым голосом вдруг сказал:

— Хватит трепаться. Уже десять часов. Мне нужно одеться и пойти к нашей группе. Мы готовим налет на суда.

— Встреча в одиннадцать часов. Если только не будет сигнала об отмене приказа.

— Хорошо.

— Я ухожу. Пойду встречусь с нашими людьми, надо удостовериться, что тот тип мертв. Ему не сладко пришлось сегодня утром, этому так называемому Железной Руке.

Услышав знакомое имя, мальчик побледнел, ему почудилось, будто лезвие кинжала вонзилось в грудь и повернулось в сердце. Конечно, из уст малыша вырвался бы крик, если б его на некоторое время не лишила сил душевная боль. Горло словно сжали тиски, он не смог произнести ни единого звука. Мучила жестокая мысль: «Железная Рука… Человек, отравленный этими мерзавцами, — Железная Рука!»

Мустик сделал глубокий вдох, закусил до крови губу, чтобы не разрыдаться, и напряг всю волю, дабы не выдать своего присутствия.

Внезапно в его мозгу блеснул свет. Эти голоса! Эти убийцы! Сомнений больше нет! Он узнал их! Истина предстала ребенку во всей своей жути.

Необходимо было бежать, бить тревогу и сделать невозможное, чтобы спасти Железную Руку. Однако фальшивый плантатор продолжал уверять своего компаньона в смертельном исходе от применения яда.

— Слушай, — сказал он, — еще раз говорю, не сомневайся. Это, кажется, корень пассифлоры…[224] дьявольский раствор без цвета, запаха и вкуса. Если его глотнешь — непременно сдохнешь. Благодаря ему негры отправляют в бамбук[225] тех, от кого хотят избавиться.

Второй бандит поднялся, собираясь уходить:

— Возможно. Но я хочу быть уверенным! Так как есть мертвецы, которых надо убивать несколько раз. Нужны доказательства!

Мустик узнал все, что ему было необходимо. Он побежал, но, поспешив, задел дверь, и она скрипнула.

— Гром и молния! Тут кто-то есть. Нас подслушивали.

Бандиты кинулись к выходу, выскочили в коридор. А Мустик уже затаился в своей комнате, как крот в норе. Головорезы стали шарить по всем углам, но чудесный случай заставил их остановиться. Что-то тяжелое, рыхлое и холодное шлепнулось им на головы. Гибкие цепи обвились вокруг шей и плеч мужчин. Они закричали от удивления и ужаса. Каким бы закоренелым преступником, какой бы знаменитостью ты ни был, но когда на тебя неожиданно падает рептилия, сердце сжимается и по коже пробегают мурашки.

Внезапно свалившаяся на них змея была одним из тех обычных пресмыкающихся, которые безжалостно истребляют червей и охотно посещают чердаки помещений. Рептилия преодолела дранку, проползла между стропилами, преследуя какого-то грызуна, и наткнулась в нужный момент на двух бандитов.

— Какие мы глупцы! — закричал один из заговорщиков, в то время как змея быстро удирала. — Это же всего-навсего охотник за крысами!

Быстро пройдя по коридору и увидев, что дверь в комнату Мустика настежь открыта, а комната пуста, бандиты наткнулись на пару башмаков, которые их владелец не успел надеть.

Они ощупали кровать.

— Гром и молния! Еще теплая.

— Черт! Это какой-то пьянчуга, который выпивал здесь.

— Надо узнать, кто это… И немедленно!

Пока его искали, Мустик убежал уже довольно далеко. Мальчик быстро принял решение, проявив сметку, энергию и проворство, очень редкие в таком возрасте.

Деревянные дома в Сен-Лоране были построены на европейский лад, но с окнами без стекол. Да и к чему они тут, где слишком жарко и все время не хватает воздуха. Наш малыш, не теряя присутствия духа, отступил в комнату, пятясь назад, и зацепился за такую раму, без стекол. Затем, схватившись за перекладину в окне, он повис на руках и прыгнул на землю. Легкий и ловкий, как кошка, Мустик мягко упал на ноги, вскочил и пустился наутек.

Плохо зная городок, он блуждал в потемках, кружил, возвращался на старое место, снова принимался куда-то бежать и в конце концов, запыхавшийся, уставший, очутился перед больницей.

Мальчик стал изо всех сил названивать. Дверь отворилась. Он влетел во двор.

Санитар хотел остановить пришельца. Мустик пронесся как стрела и закричал:

— Госпожа настоятельница! Я хочу видеть госпожу настоятельницу… она ждет меня!

ГЛАВА 9

Вокруг умирающего. — Бесплодные заботы! — Мустик налетел как гроза. — Яд. — Луч надежды. — У коменданта. — Придут ли они? — Они идут! — Мустика обвиняют. — Неопровержимые доказательства. — Признание! — Король каторги. — Отступление. — Противоядие.

Солнце постепенно исчезало за большими деревьями, которые насколько хватает глаз обрамляют Марони. Легкий ветерок, поднявшийся во время прилива, освежил это пекло. Есть в природе такие благодатные минуты, когда все как будто возвращается к жизни после изнурительной дневной экваториальной жары, всегда неумолимой и невыносимой.

В просторном дворе больницы, под большими манговыми деревьями с густой, прекрасного зеленого цвета листвой, со светло-бронзовыми плодами, выздоравливающие с наслаждением подставляли лица освежающему ветру.

Попугаи летали как сумасшедшие и без умолку тараторили; прирученный тукан приветствовал их на лету своим странным криком, похожим на звук плохо смазанного шкива[226]. В дверях птичьего двора толстый трубач[227] в сопровождении целого выводка птенцов оглушительно гудел, прыгал и бегал, как собака пастуха, чтобы собрать все свое непокорное и любопытное семейство.