Иван Папуловский - Агент зарубежного центра
Продолжалась эта счастливая жизнь до 19 июня 1963 года. Именно в этот теплый летний день, когда Калью из шланга поливал капусту на огороде, у низенькой калитки остановилась с набитой газетами и письмами черной сумкой через плечо девушка-почтальон и уже издалека показала ему белый конверт:
— Вам письмо, Калью Рыым! Из Ленинграда!
Она с чувством произнесла эти слова — «из Ленинграда»: ездила туда на экскурсию, влюбилась в проспекты, набережные, музеи северной Пальмиры — и была приятно удивлена, что в этом великом городе кто-то знает их скромного инженера с узла связи.
Калью бросило в жар от неясного предчувствия. Он выключил воду, не торопясь положил на место шланг, вытер платком руки и только тогда подошел к калитке, чтобы взять письмо из Ленинграда. Он даже не заметил сияющих глаз почтальонки, сухо поблагодарил ее за письмо.
Обратный адрес, написанный четким, почти каллиграфическим почерком, ни о чем не говорил. Улица 4-я Советская, дом 29, квартира 18, Демидов Павел. Не знал ни этой улицы, ни Демидова Павла.
— От кого письмо? — появившись на крыльце дома, спросила Эстер.
Она была в легком сарафанчике с узенькими лямками на загоревших, почти бронзовых плечах, ветер раздувал широкий подол, голубые глаза смотрели на мужа вопросительно и ласково.
Калью и этого не заметил.
— Так, от одного знакомого… Учились в мореходке, теперь он в Ленинграде…
Не поняла Эстер недовольства мужа этим неожиданным письмом, впрочем, ответ приняла к сведению.
Калью ушел в дом, что-то буркнул в ответ на вопрос отдыхавшему на кушетке отцу, закрылся в спальне: здесь было самое уютное и тихое место в доме.
Письмо оказалось коротким, но удивило Калью нарочитым искажением русского языка:
«…Вот я и попал в ваш замечательный страна. Хожу по Москва и Ленинград и любуюсь. Хотел поехать в Эстония, но нет уже время. Вы меня помните? Я бельгиец-моряк, мы встречались с вами в Антверпен и хорошо гулял… Мое имя — Эугене — Евгений. Пиши и поезжай ко мне гости. Пользуй мой адрес 1958 года. Думал, ты его помнишь. Твой Евг. М.».
Значит, опять Евгений Мишкин… Письмо пришло из Ленинграда, а отвечать… Да, Калью действительно помнит тот адрес:
Е. D. Katenbeld
Lesturgeonstr. 14
Assen, Nederland…
Напрасно спрашивала Эстер, что так хмур стал ее муж, — заметила ведь, что это случилось после получения того письма от бывшего сокурсника.
— Неприятные новости, дорогой?
— С чего ты взяла?
— Да по твоему виду догадываюсь.
— А что вид? Нормальный вид.
— Ну-ну…
Даже обиделась, но с расспросами отстала.
А Калью мучительно обдумывал, как поступить. Просто ответить? Ведь не потому «Эугене» не заехал к нему, что не хватило времени, а потому, что городок его в то время лежал вдали от туристских путей для иностранцев. Не добраться до Калью Рыыма Евгению, если только с помощью других лиц…
Вспомнились ему деятели Антверпенского отдела НТС, рыжеволосая девица и ее два спутника. Где они сейчас? Поломавшись для приличия (сделать так ему подсказали чекисты), Калью согласился «работать» на благо Народно-трудового союза, помог завалить опекавшую его группу. «Солидаристы» передали его тогда на связь Евгению — значит, ни о чем не догадались…
4
Уполномоченный Комитета государственной безопасности по этому южному району капитан Мялк только что вернулся из Таллинна с хорошими новостями — руководство хвалило его «команду» за разоблачение двух скрывавшихся под чужими именами фашистских карателей, нескольким товарищам была объявлена благодарность в приказе председателя КГБ республики.
С удовольствием прошелся капитан по зеленой ковровой дорожке, протянувшейся от двери его продолговатого кабинета до письменного стола, отгороженного от ближней стены низким полированным столиком с телефонами, с удовольствием скрипнул ремнями новой портупеи: редко надевал он форму с офицерскими погонами, а ведь человек он военный, подтянутый и выправка видна даже в гражданском костюме. Весь боевой путь Эстонского корпуса прошел — от Великих Лук до Курляндии, был рядовым — стал офицером-чекистом. Правда, это случилось уже после войны…
«Надо пообедать дома, заодно переоденусь», — подумал капитан Мялк и не расслышал стука в дверь.
Но дверь отворилась, в ее проеме вырос дежурный — старшина Воробьев.
— Разрешите доложить, товарищ капитан?
— Докладывайте.
Уполномоченный всегда любовался громадной фигурой старшины и при этом нередко вспоминал забавный эпизод. Однажды капитан вместе с Воробьевым участвовал в поиске «лесных братьев». Обнаружив в сенях сельского дома двух спрятавшихся бандитов, старшина взял их за шиворот и так стукнул лбами, что те взвыли от дикой боли, сразу потеряв всякую охоту к сопротивлению.
— Инженер узла связи Калью Рыым просит встречи с вами.
— Калью Рыым? Жду его завтра к семнадцати ноль-ноль.
— Есть, товарищ капитан: на завтра к семнадцати ноль-ноль!
Долго отсиживался Калью Рыым в отцовском домике. Ни один человек в городе, кроме капитана Мялка, не знал о его роли в громком скандале вокруг деятелей Антверпенского отдела НТС.
«Благодаря правильной линии поведения К. Р. вошел в доверие «солидаристов», в 1958 году был принят на связь Евгением Мишкиным, который приезжал к нему в Антверпен на встречи из Западной Германии», — докладывал руководству Комитета капитан Мялк после беседы с инженером узла связи.
Чекист хорошо знал того, кому давал сейчас характеристику. Происходит из рабочей семьи, в войну проживал на временно оккупированной врагом территории, в 1946 году окончил среднюю школу, потом Таллиннское мореходное училище, работал на судах загранплавания. В связи с тяжелой болезнью отца уволился из Эстонского морского пароходства. Женат, двое детей. Кроме работы на узле связи занят перестройкой отцовского дома, увлекается музыкой… Капитан Мялк уверен, что Калью Рыым сумеет вести «игру» с зарубежным центром НТС…
Известно, что «солидаристы» многие годы пытались всеми способами расширить свою агентурную сеть в Москве, Ленинграде, других крупных городах страны, а также в Прибалтийских советских республиках, где они надеялись найти благодатную почву, а может быть, и возродить разгромленные к началу пятидесятых годов антисоветские организации, банды «лесных братьев». Каждое новое имя они окружали ореолом «борцов за свободу» и под будущие результаты их антисоветской деятельности получали деньги от разведок западных стран. Застой в «борьбе» грозил лишением щедрых подачек умеющих считать доллары и марки заокеанских хозяев, а это — смерти подобно.