Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение "Джонатана".

— А что же Дакоста? — спросил Жоам Гарраль.

— Преступление не пошло ему на пользу. Обстоятельства сложились так, что подозрения вскоре пали на него. Его обвинили в том, что он руководил грабежом. Напрасно уверял он, что невиновен. По своему положению он должен был знать, на какой день назначен выход конвоя. Он один мог предупредить шайку злодеев. Он был обвинен, брошен в тюрьму, осужден и приговорен к смерти. А смертный приговор приводится в исполнение через двадцать четыре часа.

— И несчастный был казнен? — спросил Фрагозо.

— Его заключили в тюрьму в Вилла-Рике, и ночью, за несколько часов до казни, то ли действуя в одиночку, то ли с помощью сообщников, но он бежал из тюрьмы.

— И с тех пор никто никогда не слыхал об этом человеке? — спросил Жоам Гарраль.

— Никогда! — ответил Торрес. — Должно быть, он уехал из Бразилии и живет теперь припеваючи где-нибудь в далеких краях на краденые деньги.

— Пусть лучше живет в нищете! — проговорил Жоам Гарраль.

— И пусть господь покарает его, послав угрызения совести за содеянное преступление! — добавил отец Пассанья.

Тут собеседники, кончив обедать, встали из-за стола и вышли подышать свежим вечерним воздухом. Солнце садилось, но до наступления ночи оставалось еще не меньше часа.

— Такие истории не назовешь веселыми, — заметил Фрагозо, — и начало нашего обручального обеда было гораздо приятней конца!

— А все из-за вас, Фрагозо, — ответила Лина.

— Как — из-за меня?

— Зачем вы все время расспрашивали об этом округе и об алмазах, какое нам до них дело!

— А ведь и верно, черт побери! — воскликнул Фрагозо. — Но я никак не думал, что разговор закончится так печально.

— Выходит, вы первый виноваты.

— И первый наказан, потому что не слышал вашего смеха за десертом.

Вся семья отправилась вперед, на нос жангады. Маноэль и Бенито шагали рядом, не говоря ни слова. Якита с дочерью следовали за ними тоже молча; всех охватила непонятная тоска, словно предчувствие нависшей опасности.

Торрес не отходил от Жоама Гарраля, который, опустив голову, казалось, глубоко задумался; вдруг Торрес положил ему руку на плечо.

— Жоам Гарраль, — сказал он, — мне надо поговорить с вами. Вы можете уделить мне четверть часа?

Жоам Гарраль посмотрел на него.

— Здесь?

— Нет! Наедине.

— Ну что ж, пойдемте!

Оба повернули назад, вошли в дом, и дверь за ними захлопнулась.

Трудно описать, что почувствовали оставшиеся, когда Жоам Гарраль и Торрес ушли вдвоем. Что могло быть общего между этим авантюристом и достойным хозяином икитосской фазенды? Казалось, угроза страшного несчастья нависла над семьей Гарралей, но никто не решался об этом заговорить.

— Маноэль, — сказал Бенито, схватив его за руку и отводя в сторону, — что бы ни случилось, этот человек высадится завтра в Манаусе!

— Да!.. Это необходимо!.. — ответил Маноэль.

— А если из-за него… если из-за него с моим отцом случится какое-нибудь несчастье… я его убью!

20. Лицом к лицу

Одни в комнате, где их никто не мог ни видеть, ни слышать, Жоам Гарраль и Торрес с минуту смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Неужели авантюрист не решался начать разговор? Или он предвидел, что Жоам Гарраль ответит на все его вопросы презрительным взглядом? Да, конечно. И потому Торрес не спрашивал. С самого начала он утверждал, выступал в роли обвинителя.

— Жоам, — начал он, — ваша фамилия не Гарраль, а Дакоста.

Услышав эту фамилию, Жоам Гарраль невольно вздрогнул, но ничего не ответил.

— Вы — Жоам Дакоста, — продолжал Торрес, — двадцать три года назад вы служили в управлении Тижокского рудника, и вас приговорили к смерти по делу об ограблении и убийстве.

Жоам Гарраль не ответил ни слова, и его спокойствие, по-видимому, удивило авантюриста. Неужели он ошибся, обвиняя своего гостеприимного хозяина? Нет! Иначе Жоам Гарраль возмутился бы, услышав эти страшные обвинения. Должно быть, он просто ждет, чтобы узнать, к чему клонит Торрес.

— Жоам Дакоста, — продолжал Торрес, — повторяю, это вас арестовали за кражу алмазов, судили и приговорили к смерти, это вы бежали из тюрьмы в Вилла-Рике за несколько часов до казни! Что ж вы не отвечаете?

За этим прямым вопросом последовало продолжительное молчание. Жоам Гарраль, все такой же спокойный, отошел в сторону и сел. Облокотившись на маленький столик, он смотрел прямо в глаза своему обвинителю, не опуская головы.

— Что же вы не отвечаете? — настаивал Торрес.

— Какого ответа вы ждете от меня? — твердо спросил Гарраль.

— Такого ответа, — медленно произнес Торрес, — который помешал бы мне пойти в Манаусе к начальнику полиции и сказать ему; здесь находится человек, которого нетрудно опознать даже после двадцатитрехлетнего отсутствия; человек этот — подстрекатель и участник кражи алмазов в Тижоке, он сообщник убийц конвоя, это осужденный, сбежавший перед казнью, это Жоам Дакоста, назвавшийся Жоамом Гарралем.

— Значит, — сказал Жоам Гарраль, — мне нечего опасаться вас, Торрес, если я отвечу вам так, как вы хотите?

— Конечно, потому что тогда ни вам, ни мне не будет никакого расчета говорить об этом деле.

— Ни вам, ни мне? — проговорил Жоам Гарраль. — Значит, я должен заплатить вам за молчание не деньгами?

— Нет! Сколько бы вы мне ни предложили!

— Чего же вы хотите?

— Жоам Гарраль, я ставлю одно условие. Но не спешите отвергать его, помните, что вы в моей власти.

— Каково же ваше условие?

Торрес минуту помедлил. Его удивляло поведение этого человека, жизнь которого была в его руках. Он ждал ожесточенного торга, униженных просьб, слез… Перед ним был преступник, осужденный за тягчайшее злодеяние, но он даже не дрогнул. Наконец, скрестивши руки, Торрес сказал:

— У вас есть дочь. Она мне нравится, и я хочу на ней жениться.

Как видно, Жоам Гарраль ожидал всего от подобного человека и потому, выслушав его, не потерял самообладания.

— Стало быть, — проговорил он, — достопочтенный Торрес хочет войти в семью убийцы и грабителя?

— А уж это дело мое, я сам знаю, как мне поступать, — буркнул Торрес. — Я хочу быть зятем Жоама Гарраля и буду им.

— Однако вам, кажется, известно, Торрес, что моя дочь выходит замуж за Маноэля Вальдеса?

— Откажите Маноэлю Вальдесу.

— А если моя дочь не захочет?

— Я знаю ее: если вы ей расскажете все — она согласится, — бесстыдно ответил Торрес.

— Все?