Сергей Жемайтис - Поединок на атолле
надолго в постель. И даже если мне удастся их всех провести, то тогда Ван Фу придется за меня прислуживать в капитанской каюте. Я не могу послать на смерть человека, который так хорошо встретил меня. Это будет предательством».- Мои невеселые мысли прервал голос кока:
– Фо-му, давай поспешать!
На этот раз я помогал старшему стюарду-негру сервировать стол и подавать блюда в кают-компании.
Кают-компания помещалась в палубной надстройке, слева по борту, под штурманской комнатой, и на довольно большом расстоянии от машинного отделения. В случае взрыва, если не разнесет всю корму, можно было выбежать на палубу. Я надеялся, судя по величине мины, что она не нанесет сразу таких серьезных повреждений.
За длинным столом кают-компании, как и на всех кораблях, сидели по строгому, раз навсегда заведенному порядку. Капитан – во главе стола, остальные – по старшинству. На другом конце восседал старший механик и его штат. Как матросы «Лолиты», так и ее командный состав представляли самую пеструю смесь национальностей: китайцы, японцы, индийцы, негры, малайцы. Старший механик был французом, и, мне кажется, подчеркивал свои хорошие манеры среди остального сброда. Ели много и молча. Только капитан и Ласковый Питер перебрасывались короткими фразами. Я менял тарелки, по знаку стюарда ставил бутылки с вином, уносил грязную посуду. Уносил на камбуз очень быстро, а возвращался как можно медленней, за что получил затрещину от стюарда.
«Лолита» спешит
К концу дня на «Лолите» поставили паруса. Выбеленный солнцем холст наполнился свежим ветром. «Лолита» слегка накренилась на правый борт.
Что может быть прекрасней на темно-синей, бескрайней глади океана, чем парусный корабль! Никогда человек не создавал ничего более совершенного по красоте линий, по мысли и духу более близкого морю. Парусный корабль как бы рожден морем и так похож на живое существо, когда, распустив все паруса, бесшумно летит по волнам.
Дизели работали, крутя гребной вал так, что «Лолита» делала не меньше восемнадцати узлов. Она спешила. Куда? Зачем?
Мне вдруг стало жаль это обреченное прекрасное существо. Его еще можно было спасти. Только сказать капитану, и через пятнадцать минут корабль ляжет в дрейф, и, наверное, найдется способ снять мину или хотя бы вывернуть у нее взрыватель. А потом? Будет растерзан Жак, или погибну я сам, если не выдам его. А кровь У Сина и еще сотен, а может быть, тысяч погибших людей и тех, кто будет еще убит? И куда сейчас спешит «Лолита»? Какое новое преступление задумали капитан Симада и Ласковый Питер – Шварц?
«Нельзя распускать нюни,- стал убеждать я себя,- вспомни, что говорил Жак о потопленных кораблях, о погибших людях. «Лолита» – красивое орудие в подлых руках. Если бы можно было сохранить ее, очистив от пиратов! К несчастью, этого сделать нельзя. Прочь жалость!»
Я стоял на своем облюбованном местечке, в углу между стенкой камбуза и фальшбортом, когда подошел Жак и сказал:
– Я ничего не понимаю. Неужели плохой запал? Будем ждать. В случае полной неудачи с этой «булкой», достанем другую, когда я буду на вахте. Мы часто перекладываем груз в трюме, он плохо уложен и сбивается в одну сторону.- Жак озабоченно посмотрел на меня и спросил: – Тяжело переносить такое ожидание?
Я признался, что нелегко.
– И я чувствую себя плохо, но, правда и мужество победят!
– Победят!
– Значит, все будет хорошо.- Он улыбнулся и ушел.
Вскоре после ухода Жака пробили боевую тревогу. Все стали по своим местам. На баке орудийный расчет снял брезент с пушки. Раздавались слова команд. Матросы поднялись по вантам. Свернулись паруса. Мы шли полным ходом. Судя по выхлопам, дизелям прибавили обороты. Когда паруса убрали, то с правого, подветренного, борта я увидел трехмачтовую океанскую джонку. Громоздкая трехмачтовая деревянная посудина с высоко приподнятой кормой, распустив все свои прямоугольные паруса, натянутые на множество бамбуковых палок, тщетно пыталась уйти от быстроходной «Лолиты». Вооруженные матросы стояли возле расчехленных, готовых к спуску шлюпок.
На баке возле пушки, среди орудийного расчета я увидел Жака.
Резко ударил в уши орудийный выстрел. Перед кормой джонки поднялся столб воды. Тотчас же самый большой парус со средней мачты пополз вниз. И скоро, убрав все паруса, джонка остановилась, тяжело покачиваясь на волнах. «Лолита» подошла к ней на расстояние кабельтова. Шлюпки с матросами спустили на воду, и они помчались к беззащитному кораблю. Грабители пробыли там не больше получаса и вернулись по сигналу с «Лолиты».
Все это время я стоял возле камбуза, глядя, как разбойники расправляются с командой джонки, бросают в шлюпки тюки с товарами. Едва только шлюпки подошли, их подцепили талями, шхуна дала полный вперед, шлюпки поднимали уже на ходу. «Лолита» спешила на новый грабеж.
Джонка не успела скрыться за горизонтом, как над водой раскатился взрыв. На ее месте осталось только облачко черного дыма.
Я подбежал к Розовому Гансу, он стоял у фок- мачты и, давясь от смеха, рассказывал что-то французу-артиллеристу, мрачному человеку с черной бородой.
Веселый немец, увидав меня, сказал, показывая на француза:
– Артиллерия недовольна, что я подсунул в это корыто парочку мин, не тех, что ты чистил на том паршивом островке,- у нас для такого хлама есть попроще, но тоже, как видишь, вполне надежные штучки. Да, француз недоволен. Ха-ха. По его мнению, парусник надо было расстрелять из пушки. Он жалуется, что последнее время у него совсем нет тренировки, команда разболталась. Я пытаюсь ему объяснить, что незачем палить среди белого дня в парусник, когда с этим делом не хуже справится «несчастный случай». Ха-ха! Чисто сработали мои сувениры!
– Надо вернуться, спасти их,- сказал я.- Там люди гибнут!
– Пустое дело: здесь кишат акулы,- Розовый Ганс махнул рукой,- да жалеть их нечего, это же были китайцы. Они могли сообщить о нас. Дьявол их знает, может, у них была радиостанция. Вызвали бы английские миноносцы, а те могли сорвать наше свидание с «Мельбурном». Теперь никто не помешает нам. Ха-ха…
Когда я вернулся на камбуз, кок сказал печально:
– Так они каждый раз убивают бедных людей.
Я не поверил в искренность слов Ван Фу, он показался мне тогда не только трусом, но и лицемером, хотя эти черты характера очень тесно связаны.
Парусов больше не ставили. «Лолита» бежала, чуть вздрагивая, по вечернему океану. Конец дня ознаменовался необыкновенным закатом. Огромное малиновое солнце, как всегда, торжественно опустилось в розовую воду, прошло несколько секунд и оттуда, где спряталось солнце, ударили в него столбы пламени, будто светило взорвалось или упало в расплавленную лаву и брызги ее взлетели на сотни километров. Огненные языки превратились в перья гигантских страусов и растаяли, оставив после себя серебристый пепел, а из-за горизонта уже поднимался золотой город невиданной архитектуры, с дворцами, башнями, мостами.
