Андрей Ильин - Дойти до горизонта
После обеда Сергей провел очередную ревизию продуктов. Вновь выбраковал немалое количество вермишели, круп, сухарей. Плесень наращивала аппетиты, съедая в день больше, чем мы втроем. Но это обстоятельство пугало несравнимо меньше. Я предпочел бы махнуть все наши продовольственные запасы на пару ведер обыкновенной речной воды.
Теперь нам снова был необходим берег. Хоть какой-нибудь захудалый, только бы берег. Я мечтал о нем, как о самой жизни. Там бы выбрались. Хоть волоком, хоть пешком. Я надеялся на везение. Вынесло же нас на Барсак. Почему в этот раз события должны сложиться мрачнее? «Нет, все будет отлично», — успокаивался я. Мне невозможно было представить нас погибшими, вернее, мог допустить такую мысль, но это больше напоминало бы игру в риск. Поверить в это нормальному человеку невозможно. Этого не может быть, потому что быть этого не должно. Мы безоговорочно верим в свое бессмертие вплоть до того момента, когда нос к носу сталкиваемся со своей собственной смертью. Будет берег, обязан быть!
И судьба услышала мои молитвы. Она подгадала нужный ветер и направление волн. Она подтасовала наш курс. Свела незначительные случайности в единую цепь закономерностей и точно приткнула плот к берегу. И произошло это очень скоро, в начале следующих суток. Но лучше бы этого не случилось. Лучше бы пройти нам мимо в тот раз, и тогда, быть может, все сложилось бы иначе…
Глава 14
Глубокой ночью наш курс пересекла неожиданная земля. Обмелевший Арал вытолкнул на поверхность воды новый, не нанесенный на карты остров. Ни первый, ни второй рулевой не могли знать о нем, тем более увидеть что-либо в кромешной темноте. Шли по компасу. Ни тот ни другой не отвернули ни на градус, ведя плот под идеально прямым углом к линии берега. Глубины убывали. Закрепленный в режиме «автопилота» руль скреб дно. Плот вползал на мель, тянущуюся на многие десятки километров. Оставляя глубокую борозду, он все глубже забирался в уготованную ему ловушку, влекомый волнами, крепким нордом, дующим в паруса, и нашей глупостью. По сантиметру, уже безнадежно увязнув в песке, плот, как умирающий зверь в нору, вполз на мокрый пляж. Волны и течения подгребли под камеры песчаную подушку, посадив плот на нее, как памятник на постамент. Произошла история та же, что в начале плавания. Но тогда все закончилось комедией, на этот раз сюжет разворачивался в трагедийном ключе.
Утром мы смогли оценить величину постигшей нас беды. Вода не скрывала даже щиколотки.
— Теперь нам крышка, — обреченно сказал Салифанов, со злостью пнул одну из камер, — и на некролог рассчитывать не приходится. Нашим родственникам выдадут справочку, где вместо красиво-загадочного «летальный исход» будет написано сомнительное «пропал без вести».
Но до этого наши синеватые портреты с полгода покрасуются на стендах «Их разыскивает милиция».
Прогноз был достаточно реалистичен. Может быть, Сергей и сгустил краски, но ненамного. Тем не менее я счел своим долгом ему возразить. Я сказал что-то про ветер, везение, надежду и вознаграждающееся упорство.
— Не надо меня успокаивать, доктор, — скривился Сергей, изобразив многоопытного пациента, сознающего, что его свалил очередной неизлечимый недуг, — лучше позаботьтесь об организации гражданской панихиды.
— Не шути так, — попросил я.
— Если это шутка, то она может стать последней в моей жизни, — заметил Сергей.
Я взял весло, попытался, используя его как лопату, подкопаться под плот. Но моя затея была не перспективнее труда Сизифа. Каждая десятисантиметровая волнешка заполняла песком выкопанную мною яму быстрее, чем я успевал прокопать такую же с другой стороны. Единственно, чего я добился — это сравнять плот с уровнем дна. Для того чтобы углубиться в дно, необходимо было вначале возвести осушительную дамбу. Я отбросил бесполезное весло и взглянул на Сергея. Он понимающе кивнул головой, словно говоря: «Вот-вот, это я и имел в виду».
Вытолкать плот на воду, как мы это делали ранее, мы тоже не могли. Впятером еле-еле справлялись. Теперь, когда убыли две человеческие силы, такая процедура стала и вовсе нереальной. Бросить бы плот, набить рюкзаки остатками воды и продовольствия и пешочком двинуться на поиски людей. Может, и выскочили бы. Но все признаки указывали на то, что лежащая перед нами земля — остров. А что делать людям на новорожденном острове? В общем, попали в переплет, как Робинзон Крузо. Только у того был островок — мечтать можно: пальмы, звери, почва — удобрений не надо. А у нас голый песок вперемешку с высохшим ракушечником. И главное ни на реки, ни на родники, ни на лужи рассчитывать не приходится.
— Будем пилить киль! — наконец решился я. Для плота моя идея была гибельная. Без киля он становился неуправляемым — игрушка в руках ветра. Куда дунет, туда плывет. Но иного выхода нет. С острова надо выбираться. Паромы здесь не ходят. А при уменьшенной осадке, если ветер ненароком поменяет направление, быть может, выскочим с мели. Все-таки шанс!
Килевые штанги спилил под самые основания. Освобожденный от оков песка, плот стал чуть подрагивать на прибое. Дернули раз, другой, но он, несмотря на наши усилия, сдвинулся едва ли на дюжину сантиметров. Перебрали вещи, выкинули все, что было возможно и частично то, что выкидывать не следовало. Мы избавлялись от излишков веса, как теряющий высоту аэростат. За пять часов изнурительной работы отодвинулись от берега метров на двести, не более. А мель, как установила пешая разведка, тянулась в море километров на пять, может, и дальше, у нас просто не хватило сил и упорства это проверить.
Впряглись в плот, обвязавшись через плечо веревочными лямками. Рывками потянули его к глубине. До конца дня осилили чуть больше километра. От постоянно пребывания в воде и отсутствия горячей, а можно сказать, и всякой другой пищи, мы тряслись в ознобе, хотя температура воздуха держалась возле двадцати пяти градусов. Уже в темноте разожгли костер. Бензина для примусов тоже осталось немного. Сухой узловатый саксаул горел жарко и быстро, словно прессованный порох. На вкопанном в песок весле висела кастрюля. В ней булькала и парила морская вода, варилось немного — горсти полторы — крупы перловки. Мы тоскливо сидели возле костра, перебирали в головах унылые мысли. Сегодняшний день вымотал нас физически и морально. Положение было неопределенно. Где мы — неизвестно, что будет завтра — невозможно даже предполагать.
— Пайка на сегодня, — Сергей положил каждому на ладонь по четыре сухаря размером со спичечный коробок и пять кусков сахара. Разлил, выливая через край кастрюли, кашу по мискам. От перловки резко пахло йодом. Я долго ковырялся в каше ложкой, заставляя себя глотать это горько-соленое месиво. Лучше бы не есть совсем, но завтра с утра предстояло впрягаться в бурлацкую лямку. Много бы я наработал на пустой желудок.
