Виктор Лавринайтис - Падь Золотая
Одно плохо, друг Сережа, — обратился он к дедушке, — вечерами тоска заедает. Раньше из тайги годами не выходил, уголь на богатеев жег, и ничего. А тут в городе пожил да грамоте обучился — и не могу. На кровать лягу, глаза закрою, за окном лес шумит, а мне представляется, будто я в кино или в театре; электричество горит, людей вокруг много, и музыка играет. Встану и как подумаю, что один я на весь хребет, кругом — на сколько верст! — ни человека, ни жилья, и так засосет под сердцем, так засосет! Хуже всего — читать нечего. Газеты больше месяца в руках не держал. Прямо без чтения невмоготу. В библиотеку перед уходом сюда пришел, а меня на смех: «Нельзя, папаша, на полгода книги, только на десять дней даем». Хорошо хоть от колхозников одна книжица осталась. Так я, знаешь, как сделал? По пять страничек распределил. Приду, повечеряю да на закуску — право, как дитятко малое конфетку, — и прочитаю их. Вечер-то весело с вами провел, так не читаю. Зато завтра — сразу десять страничек! Видишь, я и про новости, что на белом свете делается, не спрашиваю: утречком расскажешь. Мне и хватит на весь день.
— Я тебе, Михеич, подарок маленький захватил, — сказал дедушка, доставая пачку газет.
Дедушка Михеич, не спуская с них глаз, на цыпочках, точно боясь кого-то спугнуть, подошел к Сергею Егорычу. Осторожно взял один номер. Лицо его стало серьезным, почти сердитым. Торопливо шарил он по карманам. Наконец нашел завернутые в тряпицу очки, надел их, нащупал ногой табуретку и, вцепившись глазами в газету, сел.
Прошло много времени. Дедушка Михеич читал. Он забыл обо всем. Не пропуская ни строчки, он прочел первую страницу.
Никогда ребята не видели ничего подобного.
Оторвавшись на минутку от газеты, несмело спросил:
— Может, друг Сережа, ты и книжку какую принес, а?
— Книжки, Михеич, не принес, — виновато ответил дедушка. — Признаться, есть с собой одна, Жюля Верна. Только она не моя, почтальона, и дал я слово ее прочитать. Не больно нравится — охотник я больше до жизненного, — да слово дал, надо прочитать. Обратно пойдем, тогда уж отдам.
— Ну-ну… Ты меня извини… — Михеич принялся снова за газету.
Сергей Егорыч подошел к ребятам и сел с ними.
— А вы, герои, радовались: хороший, мол, дом, — заговорил он. — Не такие дома сейчас нужны тайге. Железные кровати, даже аптечку привезли и, должно быть, решили: очень хорошо. А поживи-ка месяц-другой без газеты да книги! Об этом-то забыли. Забыли, что не прежний дикий таежник в тайге живет. Он Чайковского и Глинку слушать хочет. Ему книгу да газету свежую на досуге почитать хочется. Он не только в кино, он и в балете разобраться может. Да… А подумаешь, и обвинять некого. Тысячи таких домиков в тайге. К каждому почтальона не пошлешь, если идти до домика три дня. И театр сюда, к одному человеку, не поедет. Да и библиотеку в каждом домике тоже не сделать. Не хватает еще, герои, у нас на всё рук…
Дедушка задумался, наклонив голову и посасывая трубку.
Ребята, забравшись на кровать, заговорщически перешептывались. Скоро у каждого, кроме Алика, появилось по книге. Самые любимые, которые собирались читать по вечерам у костра.
Алик, со стороны наблюдавший за ребятами, вдруг шагнул к ним, но, встретив холодные взгляды, остановился.
Женя что-то зашептал. Ребята согласно закивали головами. Нет, они не отдадут книги сейчас. Утром, когда дедушка Михеич уйдет на работу, они положат их на стол, на самое видное место. Поздно вечером усталый дедушка Михеич вернется домой, зажжет лампу и остановится, пораженный.
«Книги!» — прошепчет хозяин Золотого хребта.
А пока каждый на своем подарке, на первом чистом листе написал: «Дедушке Михеичу и колхозникам-охотникам от пионеров Монгона».
В освещенное окно билась, трепеща бархатными буро-серыми крылышками, бабочка — капустная совка, и тянулись, точно погреться просились, лохматые ветви кедров.
Ребята нырнули под одеяла, очень довольные своей выдумкой.
Часть третья
ПО ДОРОГЕ ГЕРОЕВ
Глава I
ЧЕРЕЗ ГОЛЬЦЫ
— На север! Через гольцы, через вечные снега! Пойдем по дороге великих героев-партизан! — размахивал руками Паша.
— «Великих, великих»! — передразнил дедушка. — Что за болтушка ты, скажи пожалуйста. Посмотри на Борю: человек как человек — делает дело да помалкивает.
Дедушка был чем-то с утра расстроен и хмуро сосал трубку.
У ребят все было собрано к выходу. Они тепло распростились с дедушкой Михеичем. Тот, едва встало солнышко, оглядываясь и. помахивая тюбетейкой, скрылся в кедраче, даже не подозревая, какой подарок ожидает его вечером.
Экспедиции оставалось навьючить Савраску.
— «Великие»… — ворчал дедушка. — Попрошу я тебя, герой, вот что, — обратился он к Алику: — замени, будь добр, меня — поймай Савраску. Надо напоить его. В общем, все как следует сделай и сюда приведи. Мне вроде нездоровится… Сможешь?
— Сможет он, как же! — презрительно бросил Федя. — Давайте мы с Пашкой! Мигом!
— Сходи, пожалуйста, Алик, — не обратив внимания на слова Феди, повторил дедушка.
Он выбил из трубки пепел, насыпал табаку и, проводив Алика взглядом, повернулся к ребятам.
— А сейчас буду с вами, герои, говорить. По-настоящему говорить. Плохо у нас получается… Надо бы хуже, да некуда!
— Почему плохо? Что плохо? — растерялись ребята.
— А вот что: почему Алик все время в стороне? Приняли мы его? С нами он идет? Так почему он среди нас как чужой?
— А что он — наш, что ли? — возразил Федя. — Женька с Наташей голосовали за него только из жалости. Разжалобились! Не наш он, Алька!
— Не наш? А я, как следопыт, вам повторяю: с хорошей мыслью Алик в хребет шел. Не воровать шел. Правду он сказал, что хотел «Описание» найти и нас обрадовать.
— Обрадовать!.. Не догнали б, то так бы обрадовал! Ничему, что он говорит, не верю.
— А я верю. Хочет он с нами быть, а вы отворачиваетесь. Так, герои, прямо скажу, не пойдет.
— Жалко мне его, — тихо проговорила Наташа, — так, дедушка, жалко!.. А не люблю. Не за что его любить. И слов не находится с ним говорить. Вчера он про голубя правильно сказал, а меня почему-то зло взяло…
— И меня тоже — как на него посмотрю, сразу злой делаюсь, — сказал Паша.
— Ходит вокруг, а дела не найдет, — добавил Боря. Женя промолчал. Он уже не раз раскаивался, что поддался чувству жалости и голосовал за него. Нет, не мог он простить Алику прошлого.
— Так… — Сергей Егорыч хмуро щипал колючий ус. — Ну, герои, вот что: дружба на войне, в походе, ну и в каждой работе — первейшее дело! А у нас где она?. Нет ее! Вы сами держите парнишку на отшибе, не подпускаете к себе. Путь далек, случиться всякое может, а без дружбы до греха недалеко. И решил я: раз дружба у нас не ладится, дальше я в поход не пойду.
