Трефовый король - Василий Иванович Немирович-Данченко
— А где, дядя, твоя золотая шапка?..
Трефовый король сконфузился. Валеты зашептались. Пришедший с ним дернул его за рубашку и шепнул: «Молчи. Шапка давно в кладовой у бубнового туза лежит!»… Но заставить Петю замолчать было нелегко… Он увидел, что руки короля пусты.
— А золотая палочка, которую ты держишь обыкновенно в левой руке, и блюдо такое, что в правой, — где?
Трефовый старик сконфузился еще пуще. Валеты пришли в окончательное смятение. «Там же, там же, у бубнового туза», — лепетал ему на ухо путеводитель.
— А цепочка золотая с такою штучкою, на которой еще черный крестик вырезан…
Но тут уже случилось нечто совсем неожиданное. Старый король заплакал, и, точно по сигналу, зарыдали в унисон толпившиеся у стен валеты…
— Все у бубнового туза… Все у бубнового туза… — Объяснил Пете уже сам король. — Все у него…
— Бубновый туз — самый старший туз… Самый старший туз. У вас, у людей, червонный туз в чести, а у нас ему почету мало… У нас бубновый — все. Прежде козыри были — он и козырей отменил, только себя козырным тузом почитает. Это он и намутил все в нашей колоде… Все у него, все. Он у нашего старичка даже и трефовую даму отнял. Известное дело, даме-то сладок лакомый кусок, ну, а у нас кусков этих не стало, давно, с тех пор, как тузы начали королей покрывать. Все вверх дном и перевернулось. Поголодала-поголодала трефовая дама — известно, она не то, что мы, к нужде не привыкла. Снесла к бубновому тузу сначала свою герцогскую корону, потом ожерелье, медальоны, наплечники… А потом видит, что чем дальше, тем все хуже дела идут — взяла да и ушла сама…
— Куда?
— Все к тому же бубновому тузу. Да и не она одна — все дамы ушли, кроме пиковой, которой тузу, по ее старости, совсем не надо, она всю жизнь вот и гадает на трефового короля и ходит-бродит вокруг… А червонная и бубновая давно там…
V
И действительно, в эту самую минуту на улице у дворца послышался звон маленьких колокольчиков, посвистывание каких-то крошечных флейт, трескотня барабанов меньше наперстка и восторженные крики двоек и троек: «Ай да пузырь, ай да пузырь! Эко нашего пузыря разнесло-то… Гой ты еси, батюшка-пузырь, дай тебе Бог, пузырю, долгие веки еще красоватися, да на себя, пузыря, любоватися».
Петя видел, что и трефовый король сорвался с места, бросился к окну и тоже стал низко кланяться, а валеты отмахивали поклоны еще ниже, приговаривая про себя: «Ишь расперло-то купецкое брюхо», но только так, чтобы на улице этого слышно не было… Подошел Петя и изумился. По синему крапу двигалась целая процессия. Крошечные флейтщики и колокольчики впереди. Целый отряд шестерок и семерок за ними, а за отрядом на роскошной круглой колеснице с изображением и с надписью вокруг «в пользу воспитательного дома» — ехал сам бубновый туз. Эдакого вздутого пузыря еще и не видывал мальчик… С головы его болтались во все стороны дубовые и лавровые ветви, а на лбу красовались слова «1-й сорт»… За бубновым тузом шли остальные три туза, но более скромные, хотя каждый из них, бахвалясь, кричал: «Мы покрываем всю масть, мы покрываем всю масть»… За ними, улыбаясь, жеманясь и кокетничая, подпрыгивали три дамы с цветочками в руках и длинными флеровыми покрывалами за спиною.
— Почему же бубновому тузу честь такая? — спрашивал Петя.
— А он козырной туз! — тихо отвечал ему валет, все ниже и ниже отвешивая поклоны.
Туз в это время поровнялся с окнами трефового палаццо и увидел в них умильно кланявшегося во главе его валетов короля.
— Жив еще старичок? — крикнул он ему, смеясь во все свое тузовое брюхо.
— Живу, живу твоими милостями…
— Как вы думаете, господа тузы? — обернулся Бубновый к своим спутникам. — Пущай еще живет? А?
— Что ж, пущай! Старик он смирный. Старые глупости-то свои оставил. Тише воды, ниже травы теперь. Пущай живет пока… — согласились те.
А трефовый старик все ниже кланялся и не заметил, бедный, как бубновый туз мимоходом снял с него голубую шубу, отороченную белым горностаевым мехом, и унес с собою. Так и остался карточный король в одном красном полукафтанье… Трефовая дама, проходя мимо него, потупилась и зашептала что-то бубновой… Валеты и те даже не выдержали.
— Ишь, паскуды! — заговорили они про себя, — обрадовались, изменщицы, даровым кормам да сладкому житью, оставили старичков. Одним словом — бабы! Ну, да погодите мы-ста… — грозили они, продолжая в то же время кланяться тузовым спинам.
А что «мы-ста», так и осталось неизвестным…
Петя смотрел во все глаза на эту сцену, но ничего в ней понять не мог; только когда он обернулся — король, пригорюнившись, уже сидел на своем месте.
— Что это, старичок, значит? — обратился к нему мальчик… Ты бы, дядя, рассказал мне. Я сказки вот как люблю… Отчего эти тузы так тебя обижают…
Король справился с своим горем, велел мальчику сесть рядом и начал свой рассказ.
VI
«Видишь ли, друг мой, было такое время, когда короли все карты покрывали и били, а последними из этих карт оказывались тузы, потому что, сам ты знаешь, ничего в них нет особенного. Только что вот значок посредине и кругом белое поле; никаких на них узоров не нарисовано, и ничем таким, кроме проходимства и юркости, они никогда не отличались. Правду говоря, у нас все не по-настоящему, здесь и мы сами не настоящие, а карточные. И короли мы не настоящие; коли бы настоящими были, сила бы у нас оказывалась. Собственно, мы не короли, потому что где же это водится, чтобы в одной колоде четверо королей значилось? Изойди весь белый свет, и нигде ты такого безобразия не найдешь. Мы, говоря по совести, были скорее рыцарями и, поделив колоду, жили друг с другом, как собаки, грызлись, подстерегали несчастных двоек и троек и задавали им знатного трезвона, ходили они при нас посмирнее барашков, и не ходили, а ползали, как чернеди и подобает; а мы воевали масть против масти, но все же считали себя взаимно равными до тех пор, пока вследствие разных случайностей одна масть не стала пересиливать другую. Явились козыри — и все пошло прахом. Козыри были кичливы, хвастливы. Они не находили нужным
