Учёба по обмену - Максим Фарбер
… Едва оказавшись по ту сторону забора, Лика шваркнула коромысло оземь. Пнула резиновой пяткой все три ведра, с удовольствием разбрызгивая воду по сухой, рыжей траве:
“Эй, гей, гей, по сухой траве!..”
И опрометью кинулась к ТОЙ САМОЙ, запретной купаленке. В которую – говорила Матрена – под страхом смерти не входить.
На первый взгляд здание полностью соответствовало тому, как отзывалась о нем яга. Мрачное, кривое и косое, оно поросло мхом; любой, у кого была голова на плечах, обошел бы старую баню за пять верст. Но не Ли… То есть, простите, не Аэлита. Уже подойдя совсем близко, она заметила кое-что (КОГО!), не вписывавшегося в страшилки, слышанные ею от хозяйки дома.
Сорадж! Черно-белый большеглазый сорик. Он спокойно сидел на приступочке у забытой купальни, и вылизывал правую заднюю лапку. “Мнэ…” – урчал он при этом. – “И была она племянницею мэра марсианских Голубых Городов. Лорд Тахомир, не то Бергельмир… Вот с этими именами у меня, мнээ, особо отвратительно! Ну хорошо, допустим, просто мэ-э-эр. Минис-Кераэ мэр…”
Заметив, что Лика (а она все ещё в какой-то мере была Ликой) смотрит на него, сорадж приосанился. Поджал лапу, намаслил усы, торжественно сверкнул глазищами…
– Гостьюшка пожаловала, мя-аа! – Лика сто лет назад еще обратила внимание, что “мнэээ” кот говорил лишь наедине с собой. Видно, так ему легче было вспоминать старые, людьми и богами позабытые, сказки. К самой девочке он обращался, как и положено, по-сорчьи: ” мяа” или “мяу”. Она понимала, что хатуль (еще одно трЭндовое словечко , пришедшее в голову само собой, спасибо компу; кстати, надо бы дать ему имя, а то все ” комп” да “комп”)…
… Что хатуль таким образом выказывает ей свою вежливость. И улыбнулась в ответ, демонстрируя все шестьдесят семь ровнехоньких резцов.
– У тебя сорок пятый правый шатается, – буркнул кот. – Скоро вылетит. Будешь в Голубых Городах – зайди к врачу. – И, удобно устраиваясь на ступеньке, замурчал: – Так о чем тебе, красотуля, рассказать? Еще о лорде Бергельмире? Но это ты и сама знаешь. О Солнце с Дождем?.. Да ведь не раз их видела! О том, как наша драгоценная Матрена ест слишком ленивых, а то и чересчур любопытных?.. Выбирай, сердце мое, – о чем?!
Та-ак. Без пол литры кактусового сока в этой речи не разберешься… ” Красотулю” и “сердце”, очевидно, она должна оставить без внимания (тем паче, у нее-то сердец пять, а проблемы сораджа – его личные, не более того).. Лорд Бергельмир… Интересно бы послушать, что именно сорик про него разузнал, и, главное, откуда, но – не к спеху. Потом. Честно сказать, Лика-Аэлита никогда не любила ” развесистую клюкву” и связанные с этим сплетни. Про Солнце и Дождь тоже ясно – это не предмет серьезного разговора вообще… Хоть они и боги. Значит,главное в тираде кота – вот этот пассаж. Про “чересчур любопытных”.
Лика деланно прослезилась. Достала из кармана ситцевый платок,
ткнулась в него всей мордашкой:
– Не хочу, чтоб меня ели (хнык-хнык).
– И не будут, – хмуро затянул свою вечную песенку сорадж. – Надо только вести себя тихо. Вообще, знать свое мес… Ты что, девчонка?! Мяаа, мяаа! Ты, мать честная, ЧЕГО себе поз… Нет, я этого так не ос… Я бабе яге нажалу… А-а, тьху! Черти б тебя на том свете живую драли! КУДА пошла?! Ей же русским языком сказано было: НИЗ-ЗЯ! – и кот припустил внутрь бани вслед за Ликой, рьяно, бешено, скачками, не жалея всех четырех лап.
Девочка стояла, спокойно и молчаливо оглядывая крохотную каптерку. Здесь уже давно не мылись, не топили печь и не собирались просто так провести вечер в семейном обществе. ” По углам пауки”, – сказал услужливый комп, – “вот те и вся вечность!”
– Молчи, Еремка, – вздохнула юная марсианка. – Сама разберусь.
– Еремка? – изумился сорадж. (Не то хатуль. Или как там его).
– Эр -Эм – А, – пояснила Лика. – Роботизированная модель-ассистент. Еще думала Афонькой обозвать, да как-то на язык не подве…
И, опомнившись, внезапно напустилась на сораджа:
– Так Ыхало, значит? Или еще какие древние секреты, кои простым девчонкам проведать никак “НИЗЗЯ”?! Тут же ничего нет! Вообще ничего!.. Какого, спрашивается, Тахомира яга издевалась?
– Мнэ-э, – снова заблеял сорик, моментально превращаясь из верного друга и спутника в рассеянного, всегда ” не работающего”. – Есть такая болезнь, Лика – склероз называется… Я не в ответе за личные заморочки старухи. И потом, это, может, для тебя тут ничего нет. А для самой Павловны это место связано с какими-нибудь потаенными, глубокими детскими воспоминаниями. Ну вроде как для тебя – гроза над Голубым Городом. – (“Как он узнал?.. Ведь это же сон, и только! “) – Расскажи Палне про грозу – много ли поймет? Вот примерно столько же, сколько и ты – из ее глубинных детских секретов.
– Но каждый имеет право на своих тараканов в башке. Я поняла, Василий
. Ладно, не волнуйся. Больше я не приду тревожить это место…
Прежде, чем нырнуть в траву, сорик обернулся к ней и гневно рыкнул:
– Лика, драгоценная… мнэ-э… моя! Я тебя, конечно, очень люблю – но ведьме сказать должен. Ты нарушила запрет, а у нас такое бесследно не проходит! Матрена Пална подыщет тебе кару, и довольно серьезную. Я же, со своей стороны, постараюсь благотворно повлиять… И решение яги, мяаа, смягчить. Если это вообще получится… Так что, милая, уж пардон, но не взыщи – и зря не ропщи! Впрочем, последнее ты, кажись, и сама знаешь…
Так он сказал, и побежал к забору, оставив девочку с нелегким грузом мыслей и чувств. В горле мало-помалу образовался комок. Пять сердец колотились, не желая входить в нормальный ритм. Внешне, правда, Лика была все так же невозмутима – теперь-то ее не так легко было заставить плакать, как раньше. Но на душе творилось нечто несусветное.
Явившись домой (перед этим она еще успела сделать парочку работ по хозяйству: например, подоить козу, заглянуть в курятник и проверить, снеслась ли Ряба, а также подмести сарай и дощатый настил рядом с ним), – так вот, явившись домой, девочка уже хотела идти к хозяйке, затеять для начала невинный разговор, а потом , если надо, выслушать разнос по всей строгости и принять наказание, каким бы там страшным оно ни было; однако ж, едва переступив порог избушки, Лика ощутила, что у нее безумно крутит живот. Правый кишечник, не считаясь с требованиями левого, завел свою обычную волынку. “Маэрноцитл!.. Когда –
