Оливер Боуден - Тайный крестовый поход

Возможно, гениталии для Салах ад-Дина оказались важнее, чем ведение долгой дорогостоящей войны в попытке истощить противника, интересы которого редко пересекались с его собственными. В любом случае, он уехал.

- Его Величество Салах ад-Дин принимает ваше предложение мира, - сообщил посланник.

На башне Аль Муалим весело переглянулся с Умаром, стоявшим рядом. Чуть дальше стоял Фахим. Губы у него были плотно сжаты.

- Могу ли я быть уверен, что наш орден сможет действовать без дальнейших враждебных действий с вашей стороны и вмешательств в наши дела? - спросил Аль Муалим.

- Пока наши интересы совпадают - можете быть уверены.

- Тогда я принимаю предложение Его Величества, - довольно согласился Аль Муалим. - Вы можете вывести своих людей из Масиафа. И не будете ли вы так добры перед уходом починить наши укрепления?

Шихаб вскинул голову к башне, и даже с огромной высоты Аль Муалим разглядел сверкнувшую в его глазах ярость. Шихаб склонился с коня к уху посланника. Тот выслушал, кивая, а потом поднес ко рту руку и повторил сказанное для стоявших на башне.

- Во время доставки сообщения был убит один из доверенных полководцев Салах ад-Дина. Его Величество требует возмездия. Голову виновного.

Улыбка сползла с лица Аль Муалима. Рядом напрягся Умар.

Наступила тишина. Было слышно лишь фырканье лошадей и пение птиц. Все ждали ответа Аль Муалима.

- Можете передать султану, что я не подчинюсь этому требованию.

Шихаб пожал плечами. Он снова наклонился и сказал что-то посланнику, который, в свою очередь, передал слова Аль Муалиму.

- Его превосходительство желает сообщить, что, в случае вашего отказа исполнить требование, войска останутся в Масифе, и что у нас терпения больше, чем у вас запасов еды и воды. Вы хотите отвергнуть мирное соглашение? Хотите, чтобы жители деревни и ваши люди голодали? И все это ради одного ассасина? Его Превосходительство надеется, что нет.

- Я пойду, - прошептал Умар Аль Муалиму. - Ошибка моя. И только мне за неё платить.

Аль Муалим не обратил на него никакого внимания.

- Я не отдам вам никого из моих людей, - ответил он посланнику.

- Его Превосходительство сожалеет о вашем решении и просит вас стать свидетелями вопроса, нуждающегося в разрешении. В нашем лагере мы обнаружили шпиона, и его следует казнить.

У Аль Муалима перехватило дыхание, когда сарацины вытащили из толпы шпиона ассасинов. Следом за ним два нубийца притащили плаху и поставили её на землю недалеко от Шихаба.

Шпиона звали Ахмад. Он был избит. Его голова - разбитая, покрытая синяками и залитая кровью - висела на груди. Его подтащили к плахе, поставили на колени и бросили на деревяшку горлом вверх. К пленнику шагнул палач - турок, опиравшийся обеими руками на драгоценную рукоять сверкающей сабли. Двое нубийцев схватили Ахмада за руки; он застонал, и стон этот донесся до потрясенных ассасинов на оборонительной башне.

- Пусть твой человек займет его место, и мы пощадим жизнь шпиона. Мы чтим мирный договор, - сказал посланник. - Если вы откажетесь, он умрет, начнется осада, и ваши люди будут голодать.

Вдруг Шихаб поднял голову и закричал:

- Хочешь, чтобы всё это было на твоей совести, Умар ибн Ла-Ахад?

Ассасины, все как один, затаили дыхание. Ахмад признался. Под пытками, конечно, но признался.

Плечи Аль Муалима опустились.

Умар был вне себя.

- Отпусти меня, - настаивал он. - Мастер, прошу.

Внизу палач широко расставил ноги и двумя руками занес над головой саблю. Ахмад слабо и бесполезно вырывался. Горло его было открыто мечу. Люди на холме молчали, и в тишине было слышно хныкание Ахмада.

- Твой последний шанс, ассасин, - сообщил Шихаб.

Лезвие блестело.

- Мастер, - попросил Умар. - Отпусти меня.

Аль Муалим кивнул.

- Остановитесь! - закричал Умар Шихабу, подойдя к платформе. - Я Умар ибн

Ла-Ахад. Это мою жизнь ты должен забрать.

По рядам сарацинов прошло волнение. Шихаб улыбнулся и кивнул. Он жестом остановил палача, и тот снова упер меч острием в землю.

- Очень хорошо, - сказал Шихаб Умару. – Тогда спускайся и займи своё место на плахе.

Умар повернулся к Аль Муалиму и встретился взглядом с его покрасневшими глазами.

- Мастер, - произнес Умар. - У меня есть последняя просьба. Позаботьтесь об

Альтаире. Возьмите его в новички.

Аль Муалим кивнул.

- Конечно, Умар, - ответил он. - Конечно.

Пока Умар спускался по лестнице с дозорной башни, а потом шел по склону через барбакан, под аркой, к главным воротам, в цитадели стояла тишина.

Часовой шагнул вперед, чтобы открыть небольшую калитку, и Умару пришлось наклониться, проходя через нее.

Позади он услышал крик: «Отец!» и топот ног.

Умар остановился.

- Отец!

Умар слышал в голосе сына горе и, пройдя ворота, зажмурился, сдерживая слезы. Часовой

закрыл ворота за его спиной.

Сарацины оттащили от плахи Ахмада, и Умар попытался одобряюще ему улыбнуться,

но Ахмад отвел глаза. Шпиона оттащили в сторону и швырнули к воротам. Дверца

открылась, и Ахмад вполз внутрь. Ворота снова закрылись. Умара держали крепко. Его подтащили к плахе и уложили так же, как недавно Ахмада. Умар лежал, подставив горло палачу, и смотрел, как тот возвышается над ним. А еще выше было небо.

- Отец, - донеслось из цитадели, когда сверкающее лезвие пошло вниз.

Два дня спустя Ахмад под покровом ночи покинул крепость. На следующее утро, когда его исчезновение обнаружили, многие задумались: как он мог бросить своего сына - его мать умерла от лихорадки два года назад. Другие же говорили, что он ушел именно потому, что не вынес тяжести стыда.

Правда же была совершенно иной.

4

20 июня 1257 года

Сегодня утром я проснулся от того, что Маффео тряс меня за плечо - должен сказать, не особо мягко. Однако его нетерпеливость объяснялась интересом к моей истории. Хотя бы за это я должен быть благодарен.

- И? - сказал Маффео.

- Что и? - если мой голос и звучал сонно, то именно потому, что я не вполне проснулся.

- Что случилось с Ахмадом?

- Об этом я узнал позднее, брат.

- Ну, так расскажи мне.

Я сел на кровати и задумался.

- Думаю, мне лучше рассказывать историю именно так, как рассказывали мне, - произнес я наконец. - Альтаир хоть и постарел, но по-прежнему остался отличным рассказчиком. Думаю, я должен придерживаться его манеры изложения. То, что я рассказал тебе вчера, он рассказал, по большей части, в нашу первую с ним встречу. Эти события произошли, когда ему было одиннадцать лет.

- Это травма для любого ребенка, - задумчиво отозвался Маффео. - А его мать?