Елена Бергман - Мир львинов
Глава 5. Еще один потеряшка?
Мрах видел замечательный он — будто он лежит в своей любимой нише, зарывшись в ворох пахнущих дымом шкур; ему тепло и уютно, рядом примостилась сестренка Рашаня, и, обняв его пушистой ручонкой, вылизывает ему ушко. Старательно так вылизывает, с душой… Мрах улыбнулся и, не просыпаясь, перевернулся на бок.
Рашаня здесь, и это хорошо. Значит, и дерево, и бешеный сплав по реке ему только приснились…Рашаня перестала лизать ухо и с глухим ворчанием запустила зубки ему в плечо. Мрах с трудом разлепил глаза и уже открыл было рот, чтобы высказать сестренке все, что он о ней думает…
И тут же закрыл. Потому что никакая это оказалась не Рашаня: совсем рядом, локтях в трех, наклонив на бок голову и высунув от любопытства кончик языка, сидел желтый котенок явно львиной породы и, не мигая, смотрел на Мраха большими зелеными глазами. Пару минут они играли в гляделки, потом котенок как будто смутился, протянул Мраху лапку и, словно извиняясь, сказал: — Мяу?
— Мяу… — ответил Мрах и тоже протянул руку. Котенок обнюхал покрытые шелковистым коротким мехом пальцы и без особых раздумий куснул, и пребольно. Мрах зашипел от неожиданности и отдернул руку. Котенок хитро прищурился и облизнулся. Вид у него при этом был довольный донельзя: мол, вот я тебя как!
— Ах ты! — выругался Мрах сквозь зубы и уже хотел было наподдать бессовестному зверенышу, как вдруг новая мысль заставила его напрочь позабыть о прокушенном пальце. Взвившись пружиной, Мрах лихорадочно оглядел окрестности, ища большую желтую спину, но, не обнаружив искомой, уже внимательнее посмотрел на котенка и задумчиво спросил:
— Малыш, а где твоя мама?
Котенок навострил ушки, прислушиваясь к звукам членораздельной речи.
— И где же мама? — снова спросил сам себя Мрах, и шерсть у него на загривке встала дыбом, а хвост нервно задергался.
Львицы определенно не было поблизости, и Мраха это только порадовало — ему совершенно не хотелось встречаться с разъяренной и наверняка голодной хищницей.
Котенок тем временем легким прыжком приблизился к Мраху и начал тереться о его ноги. Только теперь Мрах заметил, какой тот тощий, грязный и неухоженный.
— Эээ, малыш… — прошептал львинок, наклоняясь и почесывая звереныша за ухом. — А, мама-то твоя, похоже, и не придет…Ну, и что мне с тобой прикажешь делать?
Котенок не ответил — мурчал, наслаждаясь лаской; он был уверен, что этот странный двуногий, так похожий на его маму, что-нибудь да придумает.
Еще толком не проснувшийся Эрих взирал на них с глубоким удивлением.
Глава 6. Гроза. Следы
— Да ты с ума сошел! — кричал Эрих, размахивая руками, — Нам своих забот мало? Зачем нам этот блохастый?
— Не зачем, а почему. — Мрах с нежностью погладил спящего у него на коленях котенка. — Сиротка он. С голоду помрет.
— И что? Нам-то какое дело?
— Он на Рашаню похож, когда она маленькая была. И пахнет так же. — львинок вздохнул. — Неужели тебе его не жалко?
— Жалко. — подумав, ответил Эрих. — А есть он что будет?
— То же, что и мы. А ты как думал? — Мрах пожал плечами. — Вон у него зубы какие — полный рот!
Он уже успел покормить котенка вяленым мясом, мелко порезанным и размоченным в воде. Помня уроки мамы- львии, понимающей во врачевании, много давать не стал — неизвестно, сколько времени малыш голодает, как бы животик не прихватило.
— Ты ему весь наш запас скормишь. — буркнул Эрих, правда, без былого напора. Похоже, он продолжал спорить уже просто так, чтобы не потерять лицо.
— Еще поймаем. Или мы не охотники?
— Он грязный. — все еще не унимался Эрих. — Я его вылизывать не буду.
— И я не буду. — Мрах снова вздохнул, и его хвост нервно задергался. — Мыльный корень найду, в речке отмою. Я бы и сам помылся…Ты что думаешь, мама нас вылизывает, что ли?
— Рашаня тебя вылизывала, я видел!
Мрах зашипел:
— Сравнил! Рашаня — львинька, малявка совсем, ей можно! А я уже большой! Я водой моюсь!
Эрих не нашел, что еще возразить, и замолчал. Несколько минут тишину нарушало лишь мурчание котенка да шум налетавшего порывами ветра. Ветра?
— Эрих, а что это? — вдруг встревожено спросил Мрах, глядя поверх головы друга, в сторону бесконечной степи.
Эрих поспешно оглянулся:
— Где?
— Да вон. Туча.
Эрих поперхнулся, втянул носом горячий влажный воздух и убежденно сказал:
— Гроза идет.
— Так что же мы сидим? — воскликнул Мрах, вскакивая на ноги. Котенок с испуганным мявом кувыркнулся в траву. — Надо укрытие искать!
Эрих побледнел: и вправду, надо! Здесь, на равнине, под одиноким деревом, оставаться было нельзя — первая же молния превратит их в головешки! Но куда бежать? Кругом открытое пространство…К реке, под защиту деревьев? А если из-за ливня начнется разлив?
Но выбора все равно не было — заросли на берегу давали хотя бы шанс.
Поспешно распихав по мешкам свое небогатое имущество и похватав оружие, мальчики бегом устремились к реке, с тревогой поглядывая на стремительно темнеющее небо. Ветер на несколько мгновений стих, чтобы возобновиться с утроенной силой. Его бешеные порывы словно хотели сбить мальчиков с ног. Пробежав с сотню шагов, Мрах вдруг спохватился:
— А где котенок?
И действительно — котенка рядом не было. Пришлось возвращаться. Пропажа нашлась под недавно покинутым деревом — звереныш сидел, растеряно моргая, и громко мяукал.
— Эх ты, бестолочь! — с чувством воскликнул Мрах, подхватывая потеряшку на руки. — Ты думал, мы тебя бросили?
Судя по выражению котячьей мордочки, именно так тот и думал. Радостно мурча, звереныш махал в воздухе всеми четырьмя лапками и лизал Мраха в подбородок.
— Тихо сиди, — шикнул на него львинок, пытаясь пристроить поудобнее извивающееся мохнатое тельце, — Тяжелый…Как я тебя тащить должен?
— Под мышку сунь. — посоветовал Эрих, забирая у друга копье. — Мама так козлят носит.
И Мраху сразу же вспомнилось: лет пять назад один из охотников притащил с равнины молоденькую козочку, не больше трех месяцев отроду, и отдал детям — играйте! Козочка поначалу боялась и мекала жалобно, забившись в дальний угол пещеры, но дети ее не обижали, кормили сочной травой, и козочка быстро привыкла. Уже через неделю она вместе с ребятишками бегала по всему поселению, исследуя самые укромные уголки, и даже на речку- купаться. Козочка отличалась веселым и проказливым нравом и полюбилась и взрослым, и детям. Ее баловали и ласкали. Потом козочка выросла и превратилась в крупную, балованную и бодливую козу, но продолжала все так же носиться по стойбищу, ставшему ее родным домом — ни прогнать, ни, тем более, забить и съесть ее у бывалых охотников рука не поднималась.