Василий Веденеев - Опекун безумца
Сумерки густели, будто кто-то неведомый разводил черную краску и вливал ее в зыбкую голубизну вечера. На улице неподалеку от площади Добрых друзей, въехав на тротуар правыми колесами, пластался спортивный автомобиль с длиннющим капотом. На переднем сиденье разместились «мужчина чуть повыше» и его напарник «чуть полнее», те, что недавно гуляли на площади. Тот, что повыше, положил руки в автомобильных перчатках на руль.
— Нас не подведут? — спросил он.
Второй поправил пристяжной ремень, врезавшийся в живот:
— Наши прослушивают диапазон переговоров полиции. В случае чего дадут отмашку. Все рассчитано по секундам. Главное — вытянуть быков на шестую дорогу… — Он покрутил регулятор громкости рации.
— Приехал старый Нейман. — Водитель опустил стекло, нервно выплюнул жвачку и включил зажигание…
Юлиус Нейман решил передать деньги сам, он давно привык самое важное в жизни никому не перепоручать. Ноги в мягких ботинках тяжело ступали по брусчатке площади, и Юлиус ставил их аккуратно, боясь споткнуться: его предупредили, что каждое резкое движение, каждый непонятный жест могут быть неправильно истолкованы…
В пяти метрах от фонтана он замер: около одной из скамей малыш с пятнами диатеза на щеках катал тележку-зонтик, его мать читала, забросив ногу на ногу, у въезда на площадь, близ клумбы, прямо на бордюре, нахохлившись, сидел неопрятный, плохо выбритый человек лет за пятьдесят и курил трубку; на углу, у киоска, спорили два негра. Выждав ровно две минуты, Нейман подошел к парапету фонтана, сел спиной к пыльной чаше в разводах ржавчины, поставил на камень саквояж, глубоко вздохнул, как уставший от жизни человек, и, оставив саквояж, направился прочь. Он шел не оглядываясь, пересек площадь и, уже входя в переулок, в котором он оставил машину, обернулся…
Малыш с розовыми пятнами на щеках, смешно загребая ногами, подбежал к фонтану, схватил саквояж и потянул его на себя.
У Неймана перехватило дыхание: «Неужели все сорвется!»
Юлиус Нейман замер — ноги отказали. Даже если бы он понимал, что именно ему сейчас грозит смертельная опасность, то все равно не смог бы сделать и шага. Но глаза его четко оценивали происходящее.
Пожилой неопрятный мужчина пружинно поднялся с бордюра, отшвырнул газету и… побежал к ребенку.
Негры у киоска, как по команде, прекратили глухую перебранку и кинулись к фонтану. В руках у них появились револьверы.
Человек за рулем в спортивной машине нажал на педаль до упора.
Нейман услышал дикий скрежет и не увидел, а скорее по волне обдавшего его жара понял, что на площадь влетела машина — взвизгнули покрышки. Пожилой с двухдневной щетиной, так и не добежав до ребенка, отлетел в сторону.
Человек «чуть повыше», едва не сбив ребенка, стремительно выброшенной левой рукой на ходу выхватил у него саквояж; машина, перевернув садовую скамью, выскочила с площади.
Револьверы негров бухали ей вслед.
Сарджент боялся стрелять, пока мамаша с истерическим криком не оттащила мальчика в сторону, а потом уже было поздно.
Он раньше Парки заметил, что одного из негров качнуло, развернуло почти на целый оборот и швырнуло оземь.
Все заняло считанные секунды. Машине Сарджента мешала перевернутая скамья, объезжая ее, они упустили время, второй автомобиль, страхующий, жалко вертелся на спущенных колесах… Человек «чуть полнее» многое успел и не зря дергал спусковой крючок.
— Уйдут, — заглядывая в глаза Сардженту и надеясь, что тот разубедит его, выкрикнул Парки.
Водитель, не дожидаясь команды Сарджента, выжимал из машины все, что мог.
— Они у нас здесь, — Сарджент похлопал себя по карману, — купюры помечены изотопом, у нас индикатор… — Сейчас, несмотря на неприязнь, он благодарил Макги за изворотливость и беспринципность.
…Спортивный автомобиль шел на опасные обгоны.
Человек «чуть повыше», не выпуская руля из левой руки, правой швырнул саквояж за спину и сквозь заднее стекло заметил приближавшуюся машину Сарджента. Но он не слишком волновался, зная кое-что, чего не знал его полноватый сосед.
Машина Сарджента настигала беглецов. Резкий поворот, еще и еще… В свете фар мелькнул указатель — дорога № 6. Парки нервно оглядывался по сторонам, Сарджент достал револьвер. Габаритные огни машины преступников плясали, как обезумевшие светляки.
Внезапно между двумя машинами, выскочив сбоку, вклинился трейлер. Он вписался как раз в полтораста — двести ярдов, разделявших похитителей и преследователей. Створки трейлера распахнулись, и в глаза Брюсу, Парки и водителю ударил мощный прожектор. Все трое ослепли. Первые же выстрелы из трейлера выбили безосколочное лобовое стекло. Сарджент успел увидеть, как из чрева с рифлеными стенками стреляют трое, вооруженные автоматическими карабинами.
Обычное везение изменило Сардженту. Водитель полицейской машины дернулся, цепляясь за руль, тихо всхлипнул и замер. Парки затравленно метался, пытаясь вжаться в пол перед задним сиденьем. Сарджент знал, что укрываться бесполезно. Его взгляд стянулся в точку, он нажимал на спусковой крючок, пока перед глазами не поплыло марево. И, уже сползая в багровое беспамятство, Брюс подумал, что, по крайней мере, двоим в трейлере худо.
Их обнаружили в двадцать часов семнадцать минут: водитель и Парки мертвы, в Сардженте теплилась жизнь.
Двумя часами позже на одной из плохо освещенных улиц остановился автомобиль. Из него вытолкнули мужчину, глаза и рот которого были залеплены пластырем. К нему подошел человек и снял наручники:
— Мы сейчас уедем. Вы снимете пластырь и отправитесь домой.
Ричард кивнул.
— Дай ему мелочи на дорогу, — посоветовали из машины.
Снявший наручники сунул в карман Неймана мятую мелкую купюру.
— А это — чтобы не было желания подглядеть, куда мы поедем…
Сильный удар в солнечное сплетение согнул Ричарда пополам. Второй удар обрушился сверху…
Утром капитан Макги подводил итог: убиты четыре полицейских; Юлиус Нейман умер. Состояние Брюса Сарджента вызывало серьезные опасения: он находился между жизнью и смертью.
Хирург, склонившись над Сарджентом, сказал, что его чудом удалось довезти до госпиталя. Огромная кровопотеря. Предстояло удаление правого легкого — перебита легочная артерия. «Всего-то одна пуля, — заметил хирург, — а двое других, водитель и сержант, изрешечены. Говорят, Брюсу всегда везло…»
За дни, прошедшие после гибели «Боинга» у берегов Ирландии, Гордон Кэлвин привык сидеть дома в кабинете, не включая свет. Он смотрел в окно и считал проносившиеся мимо автомобили. Ровно до полуночи; если последний по счету автомобиль оказывался нечетным, Кэлвин внушал себе, что ничего хорошего его не ждет.
