Жюль Верн - Черная Индия
Тем временем плицы «Принца Уэльского» продолжали вздымать огромные волны. Оба берега реки были затянуты туманом, в его влажной дымке исчезали и городок Кромби, Торриберн, Торри-хоуз, Ньюмиллс, Кэрриден-хоуз, Керк-грэндж и Солт-пэнс по правому берегу, маленький порт Боунесс, порт Грэнджмоут, построенный в устье Клайдского канала. Густая сетка косого дождя скрывала старое селение Келресс с развалинами аббатства, верфи Кинкардина, куда зашел пароход, Эйрс-Кэстл с квадратной башней XIII века, Клакманнан и его замок, построенный Робертом Брюсом.
«Принц Уэльский» остановился у пристани Аллоа, чтобы высадить нескольких пассажиров. У Джемса Старра сжалось сердце: впервые после десятилетнего отсутствия увидел он этот городок, центр крупного рудничного района, кормившего огромное рабочее население. Воображение увлекло его под землю, где кирка шахтера все еще работала с великой пользой. Рудники Аллоа, почти смежные с Эберфойлскими, по-прежнему обогащали графство, а соседние были давно уже выработаны, и в них не осталось больше ни одного рабочего!
Миновав Аллоа, пароход на протяжении девятнадцати миль быстро двигался вперед бесчисленными излучинами Форта между лесистыми его берегами. Мелькнули в конце просеки развалины монастыря Камбескеннет, восходящего к XII веку, потом замок Стерлинг и королевская крепость того же имени; около нее через Форт перекинуты два моста, не пропускающие судов с высокими мачтами.
Едва «Принц Уэльский» причалил, как инженер ловко спрыгнул на набережную. Через пять минут он был на вокзале. Спустя час уже сошел с поезда в Колландере, большом поселке на левом берегу Тейта.
У станционного здания стоял молодой человек, он тотчас же пошел навстречу инженеру.
Это был Гарри, сын Симона Форда.
3. НЕДРА СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА
Чтобы читатели лучше поняли эту повесть, необходимо напомнить им в нескольких словах, каково происхождение каменного угля.
В течение тех геологических эпох, когда Земной шар находился еще в стадии образования, его окружала густая атмосфера, насыщенная водяными парами и пропитанная углекислотой. Постепенно эти пары сконденсировались в проливные дожди, низвергавшиеся, словно их выбрасывали миллиарды бутылок сельтерской воды. Эта вода, насыщенная углекислотой, изливалась потоками на вязкую, еще не отвердевшую, подверженную быстрым или медленным деформациям почву, полужидкое состояние которой поддерживалось как жаром солнца, так и жаром внутренней массы. Внутренняя теплота еще не была сосредоточена в центре Земного шара. Она проникала на поверхность тонкой и не совсем затвердевшей земной коры через трещины. Поэтому Земля была покрыта роскошной растительностью, — такой, какая, быть может, произрастает на поверхности внутренних планет, Венеры и Меркурия, находящихся ближе к Солнцу, чем Земля.
Итак, почва материков, еще не очень прочная, покрылась обширными лесами. Углекислоты, столь нужной для развития растительного царства, в воздухе было очень много. Поэтому растения принимали форму деревьев. Ни одного травянистого растения не было. Повсюду высились огромные массивы деревьев, без цветов, без плодов, однообразных с виду и совершенно несъедобных для живых существ. Земля не была еще готова для появления животного царства.
Каким был состав этих допотопных лесов? В них преобладал класс сосудистых тайнобрачных. Каламиты — род древовидных хвощей, лепидодендроны — род гигантских плаунов, высотой по двадцать пять — тридцать метров и толщиной у основания в метр, астерофиллы, папоротники, великаны сигиллярии, отпечатки которых находят в Сент-Этьенских шахтах, — все они были тогда грандиозными, а сейчас их родичей можно найти лишь среди самых скромных представителей флоры — такова была мало разнообразная по видам, но громадная по размерам растительность, из которой только и состояли леса той эпохи.
Эти деревья росли на почве, чрезвычайно сырой, болотистой, напоминавшей огромную лагуну, где пресные воды смешивались с морскими. Деревья жадно усваивали углерод, постепенно извлекая его из атмосферы, еще непригодной для жизни животных организмов; можно сказать, деревья эти были предназначены к тому, чтобы отложить запасы углерода в глубоких недрах Земли в виде угля.
Это была эпоха землетрясений, которые вызывались внутренними сдвигами и плутонической деятельностью и внезапно изменяли еще неустоявшиеся очертания земной поверхности. Здесь — бугры, которые становились горами; там — пропасти, которым предстояло заполниться океанами или морями. При этом целые леса погружались в земную кору сквозь неотвердевшие слои, пока не находили себе точку опоры, вроде первичных гранитоидных слоев, или пока сдавливание не превращало их самих в плотную массу.
В самом деле, внутреннее геологическое строение Земли представляется в следующем виде: поверх первобытных пород лежат осадочные, состоящие из первичных слоев, затем вторичных, в которых нижний ярус занимают угленосные залежи, третичных, а поверх всего этого лежит древний и новый аллювий.
В эту эпоху воды, не сдерживаемые еще никаким руслом и возникавшие вследствие конденсации водяных паров сразу во всех точках земной поверхности, бурно текли и размывали едва образовавшиеся скалы, увлекая с собою материал, из которого впоследствии слагались сланцы, песчаники, известняки. Они заливали болотистые леса и отлагали материал для слоев, которые должны были лечь поверх угленосных. Со временем — периоды здесь исчисляются миллионами лет — эти слои отвердели, нагромоздились друг на друга и похоронили всю массу упавших деревьев под толстым панцирем конгломератов, сланцев, хрупких или твердых песчаников, гравия и щебня.
Что же происходило в гигантском тигле, где накоплялось растительное вещество, погруженное на различную глубину? Там шла подлинная химическая переработка, нечто вроде перегонки. Здесь собирался весь углерод, содержавшийся в растениях, и под двойным влиянием — огромного давления и высокой температуры, исходившей от расплавленной магмы, которая в те времена подходила очень близко к земной коре, — образовался каменный уголь.
Таким образом, в этой медленной, но, неотвратимой реакции одно царство сменялось другим. Растение превращалось в минерал. Все растения, прожившие свою жизнь под действием первозданных сил, окаменели. Некоторые из образцов этого колоссального гербария, неполностью превращенные в минерал, оставляли свои отпечатки на других продуктах, которые окаменели быстрее, и сжимали их, словно гидравлический пресс неслыханной мощности. В то же время раковины, зоофиты, — например, морские звезды, — полипы, позвоночные, вплоть до рыб и до увлеченных водою ящериц, оставляли на мягком еще слое угля свои отпечатки, отчетливые, словно великолепные оттиски.[2]
