Владимир Листов - Чекисты рассказывают. Книга 4-я
— Познакомьтесь. Это Миша Кондратьев.
— Вас тут, рязанцев, несколько человек, — как ни в чем не бывало продолжала девушка. — Связаться с вами порекомендовал нам Кудрявцев, с которым вы встречались в Рязани.
— А-а… — выдавил из себя все еще смущенный Муравьев. Он уже начинал догадываться о цели ее визита.
— Сколько вас человек? — девушка продолжала расспрашивать спокойно. Было видно, что она имеет опыт в такого рода делах.
— Двенадцать…
— Можете вы их собрать?
— Когда это нужно?
— Если можно, в воскресенье. А где удобно?
Муравьев задумался. Договариваться о встрече где-нибудь в парке было рискованно: погода могла резко измениться. Наконец ответил:
— У нас на квартире. Подойдет?
— Условились.
Дембовская и Кондратьев, распрощавшись, ушли, а Муравьев еще долго смотрел им вслед.
В воскресенье Дембовская и Кондратьев вошли в комнату, которую снимал Муравьев вместе с двумя другими рязанцами-студентами. Там уже собрались все двенадцать рязанцев. Гости разделись, поздоровались со всеми за руку. Подсели к столу, покрытому белой скатертью.
— Я и Миша, — кивком головы Дембовская указала на Кондратьева, — состоим в партии социалистов-революционеров, — тихо пояснила она. — Миша был исключен из гимназии за подпольную работу. Может быть, кто-нибудь из вас захочет работать вместе с нами. Подумайте. Только будьте поосторожней и никому не рассказывайте. Сами понимаете.
Молодые ребята согласно закивали.
Расспросив рязанцев об их жизни, о настроениях в деревне, Дембовская и Кондратьев ушли. Прощаясь, Дембовская оставила книгу Кропоткина «Речи бунтовщика» и сказала:
— Читайте. Потом мы объясним, если будет что непонятно.
Муравьев взял книгу. Это было обращение Кропоткина к молодежи. Читал всю ночь напролет, а на лекциях думал о прочитанном: ничего подобного до сих пор не слышал.
Спустя неделю Дембовская и Кондратьев пришли опять. Принесли брошюру Иванова-Разумника «Испытание огнем» — произведение ярко выраженного народнического направления. После непродолжительной беседы Дембовская отозвала Муравьева в сторону:
— Теперь мы тебе будем приносить только книжки. Нужно, чтобы ты ходил и на рабочие собрания.
Муравьев был невероятно польщен таким доверием.
Вскоре он стал читать лекции по истории в рабочем кружке, а затем был избран секретарем больничной кассы (рабочего страхования). Так начинал свой путь в политической жизни молодой крестьянский паренек.
Спустя три месяца Дембовская принесла очередную партию литературы и, уходя, сказала:
— Мы приняли тебя в партию.
— В какую? — удивился Муравьев.
— Социалистов-революционеров.
Муравьев мало еще знал о других партиях, недостаточно разбирался в программах, в тактических приемах набиравших в России силы политических партий. Поэтому новое известие воспринял как должное.
А вскоре произошла Февральская революция. Радости и восторгу не было границ. Муравьев был избран членом Воронежского Совета от партии эсеров, и даже членом исполкома Совета. Затем его избирают членом Воронежского губкома партии эсеров. Это было невероятно, так как остальные члены губкома были политкаторжане или в крайнем случае ссыльно-поселенцы, прошедшие большую школу политической борьбы. Все это льстило самолюбию молодого человека.
Муравьев познакомился с Абрамовым, журналистом, любознательным, передовым человеком. От преследования царской полицией ранее он скрывался в эмиграции, учился в Сорбонне. Там прочитал труды Ленина, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Абрамов все больше переходил на позиции большевиков и оказывал влияние на Муравьева. Муравьев теперь регулярно читал «Правду», ленинские труды, и у него все больше росло сомнение в правильности левоэсеровской политики.
В составе воронежской делегации Муравьев выехал в Петроград на первый учредительный съезд левых эсеров. Там он был очень активен: за четыре дня выступил на съезде пять раз. Но самое главное было в том, что на чрезвычайном крестьянском съезде он слышал выступление Ленина. Он был в восторге. «Вот то, что нужно крестьянам!» — теперь только и думал он.
Муравьев ехал из Петербурга в Воронеж в смятении: как быть дальше? Ведь прав Ленин и большевики, а эсеры все больше скатываются на соглашательские позиции. И он стал широко говорить о том, что партия левых эсеров должна пересмотреть свои позиции. На второй съезд партии левых эсеров Муравьева не пустили, он был подвергнут остракизму. По его «делу» была создана комиссия, и ему было предъявлено обвинение в том, что он подрывает партию левых эсеров.
Защищать Муравьева отправились представители воронежской организации. Они явились в ЦК к Спиридоновой.
— Да вы знаете, какой он нам вред нанес, — замахала она на посланцев руками. — Мы говорим, что большевики творят зло. А что делал Муравьев? Да он хуже всякого большевика!..
После возвращения делегации из Москвы воронежский губком левых эсеров решил: не считаться с мнением ЦК. Предложить Муравьеву продолжать работу.
Муравьев теперь исподволь стал готовить переход воронежской организации в партию большевиков. Пока открыто об этом нигде не говорилось. Знали об этом близкие к нему люди. Знал секретарь губкома РКП(б) и его заместитель.
В июле 1918 года Муравьев поехал в Москву на 3-й съезд левых эсеров, хотя в число делегатов он избран не был. Ему хотелось послушать, о чем будет идти речь. Неожиданно к нему подошла Спиридонова, лидер левых эсеров, женщина красивая, властная и отчаянная. Своей наружностью она напоминала учительницу: гладко причесанные волосы, невысокая, худощавая, с одухотворенным лицом.
— Милый, — сказала она ласково, словно погладила мягкой лапкой по голове. — Ты уж извини. Так меня рязанцы информировали. Неудачно получилось. Товарищи, которые ездили в Воронеж, рассказывали мне, какую ты там работу проводишь.
«О чем это она? — подумал Муравьев. — Уж не дошли ли слухи, что он разделяет взгляды Ленина, читает его труды?» Это не особенно беспокоило Муравьева, но он не хотел преждевременной огласки, чтобы не испортить дело.
— Мария Александровна, что вы передо мной извиняетесь, — потупившись, ответил Муравьев.
— Ты что здесь хочешь делать? — спросила она, не обратив внимания на его слова.
— Поговорить, послушать…
— Нет, нет, ты не должен здесь оставаться. Поезжай в Воронеж и передай Абрамову, чтобы вся организация была в мобилизационном состоянии. Произойдут очень важные события… Очень важные… — При этом Спиридонова загадочно усмехнулась.
