Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский

— А что? — спросил Рокко.

— Я хочу новый пиджак, этот ты мне прострелил ведь, да и брюки уже коротки слишком, да и обувь нужна.

— Говорил тебе — бери на вырост, вон у меня всё впору. Поэтому мне ничего не нужно.

Глава 17

Встреча с мечтой

Тем не менее, приятели отправились в приличный магазин. Там Буратино выбрал себе новые брюки, пиджак, жилет, туфли и шляпу. А также всякие мелочи. А Чесноку неожиданно приглянулся белый шёлковый шарф и, покрутившись в нём перед зеркалом, Рокко решил, что шарф необыкновенно хорошо гармонирует с его длинным кафтаном и особенно с картузом. И приобрёл его.

Всех покупок получилось почти два цехина — магазин-то был недешёвый. А приказчик, человек экономически грамотный, без колебаний и с улыбкой вежливости принял пятицехиновую банкноту и стал отсчитывать сдачу. А Буратино вертел в руках великолепные перчатки, подумывая, не приобрести ли и их, и вдруг увидел… Нет, это было не видение. Это была она. Да-да, это была его кареглазка. Она по-прежнему носила белое, но она повзрослела и сейчас стояла перед манекеном, обсуждая с подружкой фасон платья.

Голоса её наш герой не слышал, так как в ушах у него шумело. Но он прекрасно видел завитки волос, выбивающиеся из-под шляпки, покрупневшие округлости груди и маленькие изящные руки, сжимающие летний белый зонт. А её глаза! Что это были за глаза, крупные вишни, а не глаза. Их взгляды встретились на какое-то мгновение, и его словно обожгло, аж в пот бросило от таких глаз. И он тяжело выдохнул воздух, как будто не дышал минуты три, и застыл в нерешительности.

В молодом мозгу молодого мужчины назидательно звенело: «Не время, не время крутить романы. Твоя жизнь на волоске. Потом, потом». Но он не хотел никаких “потом” и поэтому сказал:

— Никаких “потом”.

— Чего? — не понял Рокко.

— Сдачу забери, — через плечо кинул Буратино и нетвёрдым шагом двинулся к девице. В его голове роились фразы, которые были удобны для начала разговора с дамой. То были и ничего не значащие фразы, и весёлые. Они соответствовали разным стереотипным поведениям: и лёгкому сарказму, и галантному уважению, и страстному обожанию. Буратино выбрал одну из них. Она звучала так: «Как приятно в нашем захолустье встретить девушку, которая имеет столь тонкий вкус. В этой шляпке вы просто неотразимы». Эту фразу нужно было сказать чуть холодно, даже с капелькой надменности, и поэтому Буратино сказал, вылупляя глаза:

— Здрасьте, я вас давно заприметил. Вы ещё та штучка.

Кареглазка и её подружка прыснули в кулачки, игриво забегали глазками, и она ответила бархатным голоском:

— Ах, оставьте, я не знакомлюсь на улице с незнакомцами. Пойдём, Жу- жу, посмотрим пудру.

— Ну отчего же, — глупо сказал Буратино, проклиная себя за идиотизм, — отчего же не знакомитесь? Или я босяк какой-нибудь?

— Фи, — хихикнула кареглазка, — вы не босяк, только мне с вами знаться не к лицу. — И добавила, уже обращаясь к продавцу: — Покажите мне пудру, вон ту, в золотистой коробочке.

— Конечно, — улыбнулся продавец, — последний, так сказать, крик! Париж! С добавлением кокосовой пыли.

— Ах, какой чудный оттенок, — восхитилась девушка, разглядывая пудру, — да, Жу-жу?

— Необыкновенно хороша, — согласилась подруга.

— Сколько стоит? — спросил Буратино.

— Тридцать сольдо.

— Я беру, — сказал Пиноккио.

Девушки смотрели на него с интересом, пока он расплачивался, ожидая, чем это кончится. А когда деньги были уплачены, Буратино галантно преподнёс золотистую коробочку с кокосовой пудрой своей мечте:

— Прошу принять в знак восхищения.

— Ах, оставьте, — сделав над собой усилие, произнесла красавица и даже чуть-чуть отвернулась от дарителя.

Тут подошёл Рокко и внёс свою лепту в разговор:

— Бери, чего корячишься, на халяву же.

Буратино посмотрел на приятеля осуждающе, и тот, пожав плечами, отошёл.

— Сударыня, отчего же вы не берёте пудру? Как так? Вы надо мной насмехаетесь.

— Зачем же насмехаюсь? Просто я не беру подарки от незнакомцев.

— Тогда разрешите представиться: Пиноккио Джеппетто. Покорный ваш слуга.

— Пиноккио, хи-хи, — засмеялись девушки, — вы нас за дурочек держите, таких имён не бывает.

— Как же-с, не бывает. А вот как вас, сударыня, зовут?

— А вам-то что за дело? — надменно спросила кареглазка.

— А вот есть мне до вас дело.

— Да что же вам за дело до меня, или я какая-нибудь особенная?

— А вот особенная.

— Какая же я особенная? Самая обыкновенная. Что же во мне такого особенного?

— Всё. Всё и глаза, и, простите, грудь у вас просто божественная, я такого идеала в жизни не видел. Это просто совершенство.

Подружка кареглазки снова прыснула в кулачок, а она сама покраснела от удовольствия и возмущения сказала:

— Нахал, я сейчас уйду.

Но всё это было женской игрой, девушку манила пудра из кокоса и сладкоречивый, прилично одетый молодой человек.

— Ах, я не хотел вас обидеть, простите, — не смутился Буратино, — зато теперь у вас есть повод взять эту замечательную пудру. Возьмите её в знак примирения. Считайте, что это компенсация за то оскорбление, которое я вам нанёс, поверьте, непредумышленно.

— Ну ладно, — сказала девушка, смягчаясь, — Жу-жу, как ты думаешь, взять ли мне у этого синьора пудру?

— Бери, — не размышляла долго подруга.

— Ну хорошо, — произнесла кареглазка, и цепкие пальчики впились в коробочку. Эта коробочка очень нравилась ей.

— Сударыня, а могу ли я узнать ваше имя? — спросил Пиноккио.

— Зачем же вам? — продолжала упрямствовать девица, игриво улыбаясь.

Но Буратино уже раскусил эту игру и понял, что надо быть настойчивым.

— Чтобы шептать его бессонными ночами и тосковать в унылом одиночестве.

— Вы сердцеед, и порядочной девушке нужно вас сторониться подальше.

— Неправда, вы меня очень плохо знаете. Я чист душой и помыслами и никогда в жизни не касался ни одной женщины. Потому что однажды увидел вас и храню ваш образ у себя в сердце.

— Ах, знаю, сударь, знаю. Мне маменька говорила, что есть очень опасные для молодых барышень синьоры. Своими речами они могут заморочить даже зрелую женщину, не то что юную девушку. Вы из таких.

— Нет.

— Да, не отпирайтесь.

— Да нет же.

— Не спорьте.

— Назовите имя, или я стану на колени и буду ползти за вами до самого вашего дома.

— Штаны попортишь, — вставил зевавший от скуки Чеснок, и девушки засмеялись.

— Мне плевать на штаны, мне плевать на мою постылую жизнь, я кончу с собой!

— Ах, как романтично, — вплеснула руками Жу-жу, — прямо как в романе.

— Ну хорошо, сударь, я уступлю вашей настойчивости, — произнесла кареглазка, — меня зовут Рафаэлла.

— Рафаэлла, — выдохнул Буратино с наслаждением, — ваше имя соответствует вашей красоте.