Аркадий Локерман - По медвежьему следу
Борис старался держаться весело, но это не очень получалось. По глазам младших было видно, что они ждут подарков, а по глазам старших, что понимают — не без причины свалился он с неба.
Поэтому Борис поспешил похвалить пироги и перейти в горницу Матвея Васильевича, где сразу же задал вопрос:
— Поднялись ли медведи?
Андрей посмотрел на него с удивлением: «Зачем это тебе?» — и ничего не ответил, соблюдая старшинство…
— Судя по погоде, поднялись, как положено, в неделю после благовещения. Быки — это непременно, а вот матки, может, и не все еще детенышей на теплый склон, в открытое логово, перевели, — сказал Матвей Васильевич, задумчиво оглаживая бороду.
— В прошлый четверг я возле Билимбея следы видел. Камни там переворочены, облизаны — мурашей не видать! — добавил Андрей. И снова в его глазах мелькнуло: «Тебе-то это зачем?»
Борис знал, что и он сам, и тем более его начальники здесь у всех молокановцев в большом уважении, и очень горько было ему рассказывать про нависшую темную тучу.
— Эх, язви их! — выругался Андрей, а дед дернул себя за бороду.
— Понимаю, — сказал Борис, — еще рано лазить по берлогам, но для спасения дела остался только этот шанс и три дня!
Андрей, не откладывая, вытащил на стол карту, где красными кружками были обозначены берлоги.
— Начнем от билимбеевской избушки, — сказал он.
Они тоненькими линиями наметили на карте свой будущий поход от берлоги к берлоге и прикинули, что отыскать, осмотреть их за три дня можно, хотя и трудно.
— Поедем вдвоем, тут числом не возьмешь, — решил Андрей.
— Конечно, — согласился Борис, — ведь мне надо самому оглядеть каждую берлогу.
Спустя час они уже уложили в коляску мотоцикла все необходимое и, в дополнение, сверток с горячими пирогами. Лицо у Зины, когда она их отдавала, было такое грустное, что Борис заставил себя бодро воскликнуть:
— Зато устроим пир, когда вернемся! Заявитель станет первооткрывателем и прославит род Степанковых. Я в это верю!
А сам подумал: «Честнее было бы сказать — хочу верить!»
Перед дорогой, как положено, присели, помолчали минутку и поднялись, когда сказал Матвей Васильевич свое всегдашнее напутствие: «В час добрый!»
Когда садились на мотоцикл, дедушка, оглядев их красные каски, велел:
— Их не снимайте, когда на берлоги пойдете: медведь красного цвета боится — это точно!
С собой взяли только медвежатников — Рыжуху и Чепкана. Чарли тянулся к ним, скулил, и Витяньке, который сам готов был заскулить, пришлось удерживать его за ошейник.
Пока ехали по мокрой луговине, Борису часто приходилось соскакивать, добавлять свою силу к лошадиным силам мотора. Легче стало, когда дорога пошла по каменистому склону. Возле устья Ряженки, где уперлась она в скалы, мотоцикл поставили под навес. Дальше рюкзак с продуктами и спальные мешки потащили на плечах.
Андрей поручил Борису вести Рыжуху на поводке и сказал:
— Пускай к тебе привыкает!
Уже зеленела трава на этом солнечном склоне, кое-где виднелись голубенькие цветочки горечавки и почти черные стрелы гусиного лука, который, говорят, медведи любят. Их следов нигде не приметили. И собаки тоже, судя по их спокойствию.
Обрадовался Борис, когда увидел в лощинке цветущую заросль багульника, постоял возле, как в почетном карауле, вспоминая, как год назад привез он первый цвет и поверил дедовской примете…
Пока добирались до водораздела, стало жарко, куртку пришлось расстегнуть, а как перевалили гребень, опять вошли в зиму: заиндевелые стояли деревья и колючий снег скрипел под сапогами.
— Удивляюсь, что при таком холоде медведи из берлоги вылезают, — сказал Борис.
— Голод — не тетка, — ответил Андрей.
— А верно, что более сытые и сильные первыми поднимаются? Им, казалось бы, спать и спать!
— Это ты по себе судишь! — подмигнул Андрей. — А они спешат захватить лучшие угодья, стать еще сильнее.
Уже стемнело, когда добрались они до билимбеевской избушки, застали в ней все в порядке, так, как оставили. Прибавился только мышиный запах.
Железная печурка раскраснелась быстро и прибавила уюта. Борис поднял эмалированную кружку с крепчайшим чаем:
— За счастливую берлогу! — повторил он слова Тани.
О том, что она его ждет, он заставил себя Андрею не сказать, чтобы не влияло это обстоятельство на дальнейшие действия.
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
Поднялись на рассвете, а точнее, Андрей поднял Бориса вместе со спальным мешком и распорядился:
— Корми собак, быстрее!
Затем, тоже быстро, покормились сами и снарядились. Борис поверх всего, в чем пришел, натянул комбинезон и навесил на ремень пистолет, который ему отдал Андрей. Свой он сдал, когда вернулся в город.
В карманах комбинезона он разместил лупу, компас, зубило, молоток на короткой рукоятке, записную книжку и, предварительно проверив ближний и дальний свет, электрический фонарик. На шею он нацепил транзистор, а на голову, поверх берета, каску устрашающего цвета.
Андрей опоясал свою куртку ремнем с охотничьим ножом у правой руки и патронташем у левой, надел рюкзак, в котором хранились еда и чай в термосе, потом планшетку с картой, бинокль и поверх всего карабин.
Он раскрыл планшетку. Борис включил фонарик и при его ярком свете еще раз оглядел на карте путь к ближней берлоге, стараясь запомнить его приметы.
Взяли собак на поводок и пошли, помянув, как положено, час добрый, хотя он таким никак не выглядел.
Все кругом было тусклым, серым, тоскливым. Порывы холодного ветра раскачивали деревья, обрывая ветки и шишки. Одна из них гулко ударила Борису в шлем, как бы подтвердив его необходимость.
Лицо мерзло, Бориса познабливало, он еле поспевал за Андреем и, спотыкаясь, случалось, резко дергал поводок. Рыжуха жалобно повизгивала.
— Давай музыку, — распорядился Андрей, — будем о себе предупреждать издалека.
Светало быстро, и ветер вскоре утих. Борис уже шагал легко, не спотыкаясь, расстегнув воротник.
Когда пересекали лощину, Андрей остановился:
— Здесь репетицию сделаем!
— Тоже мне — художественный театр! — пошутил Борис.
— Здесь она, пожалуй, нужнее, чем в театре. Без нее может такое получиться, что и в цирке не увидишь, — ответил Андрей без улыбки. — Тем более что ты теперь не запасной игрок, а солист, будешь работать на передовой, и, конечно, надо все вспомнить, порепетировать!
Борис не очень представлял, в чем это может заключаться, но сострил, объявив театрально:
— Начинаем! Режиссер Степанков, декорация — природная, действующие лица, они же исполнители — все на месте!
