Эмилио Сальгари - В дебрях Борнео
А там, где проходила огненная стена, почва покрывалась толстым слоем золы, и местами под золой виднелись трупы застигнутых огнем и погубленных им животных. Привычный глаз охотника зачастую угадывал по очертаниям какого-либо холма, что здесь нашел свою могилу бродячий буйвол, там — быстроногая лань, а тут — злая хищница пантера. Как ни быстр ее бег, как ни сильны ее стальные мускулы, огонь пожара оказался и сильнее, и быстрее…
Среди могил животных попадались и могилы людей: огонь так быстро охватил всю равнину, подгоняемый поднявшимся ветром, он с такой ужасающей быстротой гнался по ней, что далеко не все соратники Теотокриса успели унести ноги.
Почти целую неделю бушевал степной пожар. Воздух казался насыщенным плававшими в нем частицами гари и зноем. По временам дышалось так трудно, что люди отряда Сандакана приходили в отчаяние. Пожар вызвал вокруг такую сухость, что и растительность влажных склонов Кинабалу высыхала и умирала.
Но Сандакан знал, что делал: пожар разогнал, а может быть, погубил даяков, собранных Теотокрисом для того, чтобы преградить доступ к Голубому озеру, или, во всяком случае, нарушил так тщательно разработанные греком планы упорной обороны.
Глядя на еще дымящуюся степь, Янес как-то сказал:
— Красивое зрелище, черт возьми!
— Не хуже картины странствования по лесу носорогов с цепями на ногах и факелами на головах! — отозвался Сандакан, зорко всматриваясь в мглистую даль.
— Одно другого стоит! — подтвердил Каммамури.
— Был бы сердечно рад, — опять вступил в разговор португалец, — если бы наш любезный друг Теотокрис был вынужден бежать от этого адского огня.
— Глубоко убежден, — откликнулся Сандакан, — что он заблаговременно смылся от пожара, оставив на произвол судьбы своих даяков, как только увидел, какая опасность грозит его собственной шкуре. И теперь он сидит где-нибудь в надежном убежище и обдумывает новые планы, как бы напакостить нам. Я вижу, что этот человек в завязавшейся с нами борьбе поставил на карту все. Проигрыш для него страшнее смерти.
— И он проиграет! — отозвался Тремаль-Наик.
— Надеюсь, что проиграет! — спокойно ответил Сандакан. — Потому что, если он выиграет, то проиграем мы. А ведь и мы на карту поставили все. Возврата, пути к отступлению нет. Я или свергну раджу Голубого озера и завладею страной моих предков, или погибну здесь. Я столько лет лелеял планы завоевания родного края, планы отмщения тем, кто когда-то погубил моих родных и близких, что от мести не откажусь. Даже если бы я знал, что меня ждет смерть, как только я наступлю ногой на труп Белого дьявола, я и то не отступил бы ни на шаг. Кровь моих близких взывает к отмщению. Я — малаец!..
Глаза Сандакана горели странным огнем, руки судорожно подергивались, и на его смуглом лице, в котором что-то напоминало могучего орла, играла свирепая улыбка.
На другой день после того как пожар, уничтожив все, что было ему доступно, стих, отряд Сандакана, покинув ненужный уже лагерь в горах, опять тронулся в путь, придерживаясь прежнего направления, к Голубому озеру. Отряд теперь насчитывал почти четыреста человек. Это была целая армия, в изобилии снабженная боевыми припасами и обладавшая грозной артиллерией из восьми спингард, внушавших даякам непреодолимый ужас.
Но откуда набралось столько людей? Откуда столько волонтеров у Самбильонга, так вовремя пришедшего на выручку Сандакану?
Ответ на этот вопрос был получен, конечно, в первые же часы после соединения обоих отрядов на предгорьях Кинабалу. Самбильонг, занимавший котту лесных даяков на морском берегу, очень скоро завоевал доверие обитателей этой довольно многолюдной деревушки. Мало-помалу разбежавшиеся во время осады и штурма котты даяки начали возвращаться из леса в родную деревню и сдаваться на милость победителя, то есть Самбильонга. Да и что им оставалось делать?
Их твердыня была в руках Самбильонга. В его же руках были все женщины и дети, а как ни свиреп даяк лесных дебрей Борнео, BCG 5KG он предан семье и за спасение детей готов пожертвовать собственной жизнью.
Возвращаясь в деревню, даяки были в полной уверенности, что найдут лишь трупы своих близких, или, в лучшем случае, что их жены и дети обращены в рабство. Каково же было их удивление, когда они увидели, что все их имущество цело и невредимо, что женщины заняты обычным мирным трудом в уцелевших хижинах, детишки играют у порогов домов, как играли в доброе старое время, и воины Самбильонга, свирепые бойцы, покрытые рубцами многочисленных ран, охраняют деревню, как свое собственное гнездо, доставляют женщинам провизию, играют в свободные часы с детишками, как со своими собственными?
Уже одного этого было достаточно, чтобы смягчить и наладить взаимоотношения.
В результате этого население котты сознательно и добровольно перешло на сторону Сандакана, и для Самбильонга не составило особых трудностей навербовать в свои ряды самых лихих, отборных воинов котты. Если бы он теперь захотел, то за ним пошло бы все мужское население окрестностей, ибо по берегу уже разнеслась весть о победах, одержанных Сандаканом, о его неудержимом марше по направлению к Голубому озеру, о том, что среди приверженцев Белого дьявола, самозваного раджи, царит замешательство, готовое перейти в панику.
Но Самбильонг пополнил расстроенные ряды приведенных к берегам Борнео воинов, детей грозного Мопрачема, лишь отборными бойцами из даяков.
Никто не обманывался в оценке истинного положения вещей: если бы Сандакан потерпел поражение, обитатели котты, уже объявившие себя его приверженцами, не замедлили бы вновь переметнуться на сторону его врагов.
Но в той игре, которую вел Сандакан, на карту ставилось все, и поведение даяков котты уже не играло решающей роли. Все равно возврата назад не было. Победить или умереть…
XVIII. Новые испытания
Покинув вершину Кинабалу после того, как поднявшаяся буря разогнала несколько дней державшийся над равниной едкий дым пожара, отряд Сандакана опять тронулся в путь к озеру, где была расположена резиденция Белого раджи. Нельзя сказать, что этот путь был легким: уже с первых шагов по сожженной степи приходилось брести, часто погружаясь по колено в горячий пепел, под которым местами еще скрывался слабо тлеющий огонь. Малейший ветер поднимал целые тучи едкого пепла. Иногда, чтобы миновать небольшое пространство, где земля еще дымилась и где почва была раскалена, приходилось пробегать несколько десятков метров, задерживая дыхание.
Но было и некоторое преимущество, созданное огнем в степи: под влиянием сильного жара потеряли листву даже те деревья и кусты, которые не были сожжены, и благодаря этому отряд был гарантирован от неожиданного нападения, по крайней мере, днем, ибо даякам негде было скрываться. Зато ночью приходилось по-прежнему соблюдать все строжайшие меры предосторожности: выставлять охрану, высылать в окрестности небольшие пикеты, постоянно поддерживавшие между собой связь.
