Григорий Федосеев - По Восточному Саяну
Курсинов поднялся, сонливо осмотрелся вокруг и спокойно сказал:
– Идти некуда. Потоп, что ли?
Кругом – море грязной воды. Река, захватив равнину, прибывала медленно. В этот день мы не рассчитывали увидеть под собою землю. Но разве можно было усидеть на лабазе сутки! Мы думали, что на той возвышенности, которая примыкает к скале и куда вчера снесло лодку и Бурку, не было воды. Там можно расположиться с большими удобствами, чем на лабазе. Но мы не знали, какие препятствия встретятся на пути. Днепровский и Самбуев вызвались идти в разведку.
С трудом надули резиновую лодку и покинули лабаз, но через полчаса вернулись. Их не пропустила чаща. Тогда они сели на неоседланных лошадей и, вооружившись длинными палками, буквально ощупью, стали пробираться вниз по равнине.
Прилегающий к скале лес оказался действительно незатопленным. Мы перебрались туда вместе с лошадьми, необходимым снаряжением и небольшим запасом продовольствия. Погода наконец сжалилась над нами. Ветер, разогнав тучи, дал простор солнцу, и, облитая теплыми лучами, тайга ожила, похорошела. Люди шутили, смеялись, пережитые невзгоды будто не оставили следов.
К двенадцати часам дня вода спала, и река скоро вошла в берега. Мы перевезли весь груз на новую стоянку, к четырем часам успели обсушиться и пересмотреть вьюки. А через час уже пробирались сквозь затопленный лес. Лошади вязли в размокшей почве, падали в ямы, выбиваясь из сил.
Тяжелее всех шла Маркиза. Она часто ложилась, кусала переднего коня и по уши вымазалась в грязи. Сначала мы объясняли все ее выходки просто неумением ходить под вьюком и, жалеючи, сняли с нее часть груза. Но лошадь не удовлетворилась этим и добивалась полного освобождения.
Когда мы были почти на сухом месте, Маркиза вдруг улеглась в грязь и не захотела идти дальше. Мы уговаривали ее, помогали подняться, но это не производило никакого впечатления.
– Нашла, когда ванны принимать! – нервничал Павел Назарович.
– Вон, посмотри, – вдруг обратился Алексей к лежащей кобылице, – Гнедушка не корчит из себя «маркизы», у нее и вьюк сухой, а у тебя весь в грязи, да и сама на кого похожа… Тьфу!.. – сплюнул он с досады.
– Стало быть, я сейчас с ней поговорю, – сказал Бурмакин, протискиваясь вперед.
Он отстегнул подпруги и взвалил на себя весь вьюк вместе с седлом.
– Ох, братцы! Зря ведь ругаем Маркизу. Куда же ей везти такую тяжесть, ежели я и то с трудом поднимаю. – И он встряхнул плечами, как бы поудобнее укладывая вьюк.
– Дайте-ка мне повод! – произнес он, становясь впереди лежащей лошади. Кто-то бросился к нему, а мы все расступились, еще не понимая, что он задумал.
Бурмакин перепоясал себе грудь поводом, поставил пошире короткие ноги, опробовал ремень.
– Стало быть, Маркиза, поехали! – сказал он спокойно и, сгибаясь под тяжестью вьюка, шагнул вперед, таща за собой лошадь. Та, вытянув шею и оскалив зубы, сопротивлялась, махала головой, билась ногами, но не вставала. И все-таки Бурмакин выволок ее вместе с валежником и с болотной тиной на берег. Там она вдруг вскочила и неизвестно отчего громко заржала.
– Вот это силища-а-а! – всплеснув руками, крикнул Павел Назарович. Товарищи стояли молча, удивленно покачивая головами.
Неожиданная встреча
Вырвавшись из топкой низины, мы подошли к возвышенности, свернули влево и стали обходить ее со стороны реки. Холмистый рельеф местности способствовал более быстрому стоку воды, отчего почва здесь была несколько суше.
Продвигались лесной чащей. Ни конной, ни пешей тропы по Кизиру вообще не было. Промышленники-соболятники, кому приходилось заходить в глубь Восточного Саяна, попадали туда только на лодках, а зимой по реке с нартами. Мы должны были проложить проход для своего каравана, а чтобы тропа не затерялась и послужила в будущем нашим геодезическим отрядам и другим экспедициям, мы делали по пути двусторонние затесы на деревьях. Стук топоров нарушал безмолвие леса, уходил все дальше по долине.
Молодой, еще не распустившийся березняк и кедры всех возрастов вперемежку росли по мертвому лесу. Деревья покрывали собой сваленные ветром обломки стволов и вывернутые вместе с землею корни.
Эти дни нашего путешествия я всегда вспоминаю, как самое тяжелое испытание.
Нас все еще продолжал окружать печальный пейзаж мертвого леса. Но уже чаще попадались массивы зеленых кедров, чувствовалось, что где-то недалеко уже настоящая тайга, и это прибавляло нам силы. Люди не унывали и с неутомимым упорством преодолевали препятствия.
Мы обогнули первую возвышенность и опять попали в затопленную низину. Снова началась борьба с грязью и топями. Лошади вязли по брюхо, заваливались в ямы, и нам то и дело приходилось расседлывать их, вытаскивать, а затем снова вьючить и пробиваться вперед.
Более часа мы блуждали по чаще, утопая в размягшей почве, пока не вышли к руслу ключа. В летнее время мы бы его, наверное, и не заметили, но теперь после дождя и под напором снежной воды он превратился в мощный поток. Пришлось остановиться. Павел Назарович и Днепровский ушли – один вверх, другой вниз, на поиски более подходящего места для переправы, но вернулись с неутешительными вестями. Берега ключа были круты, забиты плавником: всюду по руслу лежали недавно сваленные и снесенные водою ели и кедры; дно изобиловало крупными камнями.
Пришлось готовить переправу. Снова застучали топоры, с грохотом повалились через ключ срубленные деревья. Одни, падая, ломались, и их уносила вода; другие, ложась поперек ключа, не в силах были противостоять потоку и, развернувшись вершинами, тоже уплывали вниз, загромождая собою русло.
Но упорство людей победило. Одно дерево удалось положить так, что, оно, упираясь корнем и вершиной в берега, повисло над водою. По нему перешли два человека на противоположную сторону и свалили оттуда высокую ель, так что оба дерева легли рядом. Но прежде чем приступить к переноске груза, мы обрубили сучья и протянули веревку, которая должна была заменить нам перила.
Сначала переправили лошадей. В данном случае нельзя было воспользоваться обычным приемом – переправлять их всех разом, гоном. Ключ был глубиной более двух метров, а течение настолько быстро, что животных непременно снесло бы вниз. Решили переводить лошадей в одиночку.
На долю Бурки и на этот раз выпало первому испытать силу потока. К его крепкому поводу привязали длинную веревку, конец которой перенесли на противоположный берег, а затем общими силами стали сталкивать коня в воду. Бурка долго сопротивлялся, но, прижатый нами к ключу, вдруг сделал огромный прыжок и с головой окунулся в мутный поток. При прыжке веревка попала под передние ноги коню и запутала его. Не имея возможности сопротивляться течению, Бурка поплыл вниз, а люди, стоявшие на противоположном берегу, не могли натянуть веревку: боялись, что конь окончательно запутается в ней и захлебнется. К счастью, Бурка повернул обратно и с нашей помощью выбрался на берег в том месте, где стояли другие лошади.
