Виталий Мелентьев - Искатель. 1975. Выпуск №3

— Надо было меньше пить пива.

— Совет учту.

— А пока возьмите у меня десять рублей. Вот адрес. Вышлите, когда получите стипендию.

Вскоре на экраны вышел художественный фильм «Мечта» с участием известных актеров М. Астангова, Е. Кузьминой и Ф. Раневской. Вот как он начинался: по экрану медленно плыли крыши — черепичные, жестяные, бетонные. А диктор говорил о том, что большой и красивый город, который сейчас зрители видят перед собой, в сущности, очень странный. Здесь всего четыре промышленных предприятия. Зато ежевечерне зажигают огни четыре сотни развеселых заведений, где ищут отдохновения от многотрудных дел дневных хозяева этого города — коммерсанты.

Все кажется нереальным в этом городе. Не то жизнь, не то тяжелый сон, не то сатирический спектакль… Вот господин во фраке и белых перчатках (его великолепно сыграл Михаил Астангов). Он параден и манерен. За него стремятся выдать замуж дочерей или племянниц предприимчивые и честолюбивые матушки и тетушки. Еще бы — своя вилла, свои тысячи, а может быть, и десятки тысяч злотых. Как не польститься?

А на поверку оказалось, что фрак — единственное достояние господина, а белые перчатки господин по вечерам сам стирает в тазике с отбитой по краям эмалью…

Ни в титрах, ни в дикторском тексте город назван не был. Но фильм снимали во Львове.

Станислав, выйдя после сеанса на улицу, подумал: именно таким был Львов всего полтора года назад. Но странно, ему казалось, что в фильме речь шла о давным-давно минувших временах, которые никакого отношения не имеют к новой жизни.

Станиславу эта новая жизнь определенно нравилась. В свободные минуты он ходил в художественные музеи, куда билет теперь стоил всего двадцать копеек, а для студентов — десять. Смотри сколько хочешь. Хоть от двенадцати дня, когда музей открывается, до восьми вечера, когда он закрывается. Станислав немного рисовал. Даже не рисовал, а копировал известные картины. Нравились ему полотна романтиков. Особенно он любил картину «Потоп». На ней был изображен юноша, пытающийся спасти деву необычайной красоты. Но потоки воды вот-вот смоют их в пучину. Лишь позднее Станислав узнал, что эта картина не принадлежит к художественным шедеврам. А не сняли и не унесли ее в запасники лишь потому, что руки никак не доходили.

И вот однажды, когда Станислав наносил «Потопу» очередной визит, к нему подошел высокий элегантный молодой человек и спросил по-польски:

— Пану нравится пафос этой вещи? Да, тут есть размах, масштабность, что-то космическое… Именно космическое. По мните, у Шиллера: «Как маятник космических часов…»

Шиллера Станислав не читал. Но выражение — «маятник космических часов» — ему понравилось. А человек не очень понравился. Это был невероятно уверенный в себе тип. Говорил и сам вслушивался в звуки собственного голоса. Но был образован к умен. Только говорил он по-польски как-то странно, хотя и без акцента. Все время хотелось спросить, а какой же язык у него родной? Прощаясь, элегантный гражданин сказал:

— Мне было приятно познакомиться с человеком, так живо интересующимся искусством. Вот карточка. Это мой адрес. Недалеко отсюда. На Листопадовой улице. Заходите в воскресенье часам к четырем поболтать. Не стесняйтесь. Когда мы познакомимся поближе, вы поймете, что я свой парень.

Станислав смутился, но карточку взял.

Только за один год существования во Львове Советской власти открыто 7 высших учебных заведений, 23 техникума и рабфака.

Раньше на весь Львов была только одна поликлиника, теперь их уже 13.

ЗАГОВОР НА ЮРСКОЙ ГОРЕ

Старожилы утверждают, что весна 1941 года во Львове была на редкость нежной и трогательной. Цвели каштаны в Лычаковском парке, напротив недостроенного костела Матери Божьей Охраняющей. На Высоком замке — насыпанном прямо посреди города искусственном холме — розовым пламенем вспыхнула завезенная издалека сакура. А в конце Академической улицы и в парке имени Костюшко садовники разбили очень веселые клумбы. И обычно надменный серо-пепельный красавец Львов стал улыбаться. Львову еще многое было внове. Например, прямые поезда в Киев и Москву. Шампанское в витрине любого магазина, арбузы, завезенные из Николаева. Открылись Дом народного творчества, Дворец пионеров и институт усовершенствования учителей. Львовский Большой театр уже не именовался Большим, а просто оперным, а улица Легионов стала Первомайской. Закрылись дома свиданий, куда, как помните, так любил захаживать молодой пан Дульский — главный герой пьесы Габриели Запольской «Мораль пани Дульской». Итак, была весна, а точнее — апрель 1941 года.

В репетиционном зале театра оперы и балета, расписанном группой известных львовских художников конца прошлого века, солистка Мария Солневская переучивала с польского на украинский язык партию Кармен… Другая певица — Ружена Сикора — собиралась в турне по стране вместе с известным джазом.

В бывшем дворце графа Потоцкого, где теперь размещалось львовское отделение Союза советских писателей, беседовали классики славянских литератур — Тадеуш Бой-Желенский и Алексей Толстой. Рядом с ними сидел еще один писатель — Михаил Рудницкий. Он записывал беседу и не предполагал, что ровно через двадцать лет опубликует ее в книге «Писатели вблизи».

— Даже при самом тщательном отборе молодежи, которая выбирает какую-то профессию, мы часто ошибаемся, — говорил А. Н. Толстой. — Из того, что кто-то очень любит писать стихи, нельзя сделать вывод, что его любовь к поэзии однозначна с литературным талантом. Хотя нам всем часто кажется, что талант должен иметь точные признаки, как и физическая сила.

По улице в это же время бродил невысокий светлый юноша — студент медицинского института. Звали его Станислав Лем. Станислав пробовал свои силы и как писатель. Но не решался зайти во дворец, где теперь заседали писатели профессиональные, всемирно прославленные, книги которых издавались миллионными тиражами на десятках различных языков…

В трех десятках львовских музеев было полно посетителей — один за другим прибывали туристские поезда из Харькова, Ростова-на-Дону, Киева. Приезжие удивлялись, что в городе так много кинотеатров, что в этих кинотеатрах нет четко обозначенных сеансов — фильм крутят непрерывно, покупай билет и заходи когда захочешь — хоть посреди фильма, хоть под конец его.

Приезжие подолгу стояли у полосатых тентов — совсем как в дальних европах! Поражали и ухоженные аллейки парков, где не было асфальта, а лишь укатанный желтый песок, газовые фонари на улицах и странные таксомоторы французского производства. Слишком смелой и назойливой казалась приезжим реклама: «Лучший в мире кофе!», «Обеды как у мамы дома», «Покупайте всемирно известные чулки «Прима-Аида». К себе зазывала основанная в 1772 году аптека «Под венгерской короной», в справочном бюро еще давали адреса бельгийского, бразильского и даже перуанского консульств, а из двадцати семи казино лишь двенадцать успели перейти в разряд столовых. В остальных шел ремонт и перестройки. Стекла окон и витрины были густо замазаны известкой. Да и вообще в тот год была модна песенка: