Федор Белохвостов - Поиски"Озокерита"
— Какую машину, в каком условленном месте — спросил Владимир. Ксения не успела рассказать ему о машине.
— Ах, я же забыла тебе сказать — в наше распоряжение выделена грузовая автомашина с соответствующими немецкими знаками и с пропуском. Она будет ждать вас в гараже механического завода. Это недалеко от квартиры профессора, всего три квартала. Я провожу вас туда. Там шофер наш. Ему известен маршрут вашего движения.
— Это хорошо, а то у нас времени осталось мало: на эту неожиданную стычку мы потратили более часа. Кажется, все обошлось благополучно, наши все целы, за исключением деда. Нам надо быстрее уходить отсюда.
Подошли партизаны и сообщили, что оружие и документы забрали.
— Пошли, товарищи, нам надо выполнить основную задачу. Будем пробираться через дворы и сады. Через улицу переходить только по одному и с большей осторожностью.
Группа исчезла во дворе.
А через несколько минут к месту происшествия подошли два грузовика, битком набитые вооруженными гитлеровцами. Немцы соскочили с машин и стали не без опаски окружать дом и двор, где час назад была перестрелка. Вскоре они увидели при лунном свете своих убитых собратьев, но партизан не обнаружили…
Наконец-то партизаны добрались до забора, что окружал двор профессора Витковича.
— Подождем, пока подойдут все, — сказала Ксения. Она распахнула пальто, сдернула с головы платок на затылок. Ее волосы на голове были мокрыми.
— Смотри, простудишься, застегнись, — сказал Владимир, в свою очередь снимая шапку и вытирая пот со лба. Луна скрылась словно за гигантскую черную штору.
Шумно дыша, стали подходить остальные партизаны.
— Ох, и прытка ты, Ксения, замучила, — полушепотом сказал пожилой партизан.
— Что же, тебе впервой? — ответил второй.
— Не впервой-то не впервой, да уж больно она прытка, — не сдавался первый.
— Двое будут здесь, остальные — во двор. Строго следить за улицей. Мы с Ксенией пойдем в дом, — сказал Козловцев и мягко прыгнул через забор. Партизаны помогли подняться Ксении, а с другой стороны забора ее принял на руки Владимир. Как-то невольно он прижал ее к груди. Ксения еле заметно поцеловала его в щеку.
Партизаны тенями разошлись по двору.
Ксения и Владимир пошли в дом. Козловцев чуть дотронулся до двери, и она бесшумно отворилась.
— Странно, — заметила Ксения. — Они всегда запирались. — Она побежала в квартиру и вскрикнула. Козловцев одним прыжком подскочил к ней и тоже невольно тяжело простонал: безжизненное тело профессора лежало на полу, а над ним сидела, согнувшись, его жена. Плечи ее вздрагивали, она беззвучно рыдала, ее волосы поседели.
Владимир и Ксения сразу поняли, что свершилось самое страшное, чего они боялись…
24{1}
Под вечер Таня проснулась Она выглядела значительно лучше, чем утром. Настроение у нее было бодрое.
— О, мы уже проснулись! Как мы себя чувствуем? — прикасаясь к руке девушки своими тонкими пальцами, спросил Иосиф Генрихович.
— Сейчас уже вечер, темно. Неужели я так долго спала?
— Хорошо. Все хорошо. Это я устроил вам такой сон.
Профессор присел на стул около кровати.
— Вы не боитесь держать меня у себя? — спросила Таня.
— Не стоит спрашивать об этом. — И после паузы он продолжал: — Между прочим, у меня есть документ, что я хорошо лечил немецких солдат. И это мне иногда помогает. Когда они бывают в моей квартире, я показываю им этот документ, и они не делают обыска. — Профессор замолчал, машинально поправил очки. — Я хотел бы знать ваше имя. — Он так всматривался в девушку, как будто в первый раз увидел ее.
— Берта.
— Берта. Да, да, совершенно верно, Берта, Мне уже кто-то говорил. — Профессор замолчал и стал сосредоточенно рассматривать что-то на, белом одеяле. Потом снова заговорил: — Скажите, дорогая моя, в чем заключается счастье? А? Как вы думаете? Конечно, я больше вашего прожил на свете. Вот, знаете ли, много думал я последний год над этим вопросом. Представьте себе…
В дом постучали. Через минуту в передней послышалась немецкая речь. Профессор вскочил с постели, надел халат, достал из столика справку о том, что он работал в немецком госпитале, и со свечкой пошел в переднюю.
— Какого черта так долго не открывали? — закричал офицер с черной повязкой на левом глазу.
— Извините, господин офицер, мы же спали, — ответил Виткович по-немецки.
— Перестаньте болтать, — оборвал его офицер. — Распорядитесь, чтобы во всех комнатах зажгли свет.
Профессор сказал прислуге, чтобы она засветила лампы. “Пусть не думает этот негодяй, что я боюсь зажечь свет”, — подумал профессор, подавая офицеру справку. Офицер брезгливо взял в руки бумажку, посмотрел ее.
— Это вы можете оставить себе. Я хочу осмотреть ваш дом. — Офицер сделал знак стоявшим сзади него солдатам.
Они прошли в кухню, осмотрели все шкафы, заглянули в столовую, перерыли буфет. Ничего не обнаружили.
— Это спальня, — предупредил профессор видя, что офицер и солдаты направляются в спальню.
— Ну и что же? Мне надо осмотреть ваш дом, — ответил гестаповец и толкнул дверь в спальню. Здесь стояли две широкие кровати, два ночных столика, два гардероба. На одной кровати лежала испуганная жена профессора. Она натянула на себя одеяло, оставляя открытой только верхнюю часть лица. Солдаты заглянули под кровать, прощупали одежду и белье в гардеробах.
— Откройте лицо, — сказал офицер и небрежным жестом показал на жену профессора. — Я вам говорю! — повысил он голос, видя, что женщина продолжает лежать закрытой.
— Юлюшка, открой лицо, — предложил Иосиф Генрихович. Жена открыла лицо, офицер взглянул на нее.
— Пойдемте дальше, — распорядился он.
— Там мой кабинет. Я — профессор медицины.
— Ну и что же?
— В кабинет заходить нельзя. Там больной в тяжелом состоянии. — При этих словах лицо профессора побледнело. Он загородил собою дверь в кабинет. Офицер схватил его за плечо и оттолкнул, говоря:
— Будьте благоразумны. Не вы, а мы устанавливаем порядки и знаем, что можно смотреть, что нельзя. — Он открыл дверь и вошел в кабинет. Здесь не было лампы, свет проникал лишь через открытую дверь, в которую они вошли.
— Принесите же свет, — крикнул офицер.
Вошел солдат с лампой. Офицер увидел бледное лицо с закрытыми глазами, обрамленное белым колпаком, надвинутым на голову до бровей, и белым одеялом — до подбородка.
— Что у вас за больная?
— Я вас не понимаю, — переспросил профессор.
— Я спрашиваю, что у вас за больная, откуда она и что с ней?
