Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов
– Подождем? – заботливо спросила Маринка.
– Догонит, – пробурчал я. Телефонный разговор, в котором жена перепрыгнула через мою голову, до сих пор задевал за живое. – Никуда твой любимый Славик не денется.
– Не дерзи, – осадила Маринка. – Что ты опять навыдумывал?
– Я не навыдумывал, – огрызнулся я. – Могла бы для приличия меня к телефону позвать.
– Ах, ты об этом, – догадалась Марина. – Ну что ты, правда, как маленький?
– Да и ты хороша, подруга. Проигнорировала меня будто пустое место. Так ведь тоже нельзя…
– Прости. Не подумала, милый, что это тебя так заденет. Ну не дуйся, солнышко.
– Я не дуюсь. На надутых воду возят и разные тяжести кладут. – В разговоре с женой тет-а-тет я избегал бранных слов.
Мы брели вдоль длинного дома с таким расчетом, чтобы Слава успел догнать нас раньше, чем дом закончится.
– Ну вот, ты опять.
– Что «опять»?
– Вечно ты ищешь во всем несуществующий подтекст. Слишком плохо думаешь о людях. Даже о самых близких людях, – неодобрительно заявила Марина.
– Не надо давать повода.
– Ищущим повода, – переиначила на свой лад супруга. Манеру украшать речь цитатами она переняла у меня. Самые расхожие из Библии даже знала наизусть. – Сколько лет ты уже ревнуешь меня к Славе? Наверное, с первого дня. А ведь знаешь, что у нас с ним ничего быть не может и не было никогда, но все равно ревнуешь.
– Неправда, – пробормотал я, но мой голос не был услышан.
– Правда-правда. Ты меня к каждому столбу ревнуешь, даже к маме, боишься, что она может меня отнять. В принципе, ревность это нормально, когда в меру. Только вот насчет сегодняшнего ты зря. Славик парень неплохой.
«Только дрищет и глухой», – посмеялся я мысленно.
– На самом деле ты ему больше, чем мне, доверяешь, – продолжала Маринка. – Помнишь, когда к нам эти бандиты из «Светлого братства» с мечами пришли, ты меня совершенно спокойно со Славой оставил, когда к Ксении убежал… ой, извини, вынужден был скрываться от милиции. Перепоручил ведь, ничуть в тот момент не сомневаясь, что мы можем воспользоваться твоим отсутствием.
– Не говори глупостей.
– Когда мужчина хочет сказать женщине, что она дура набитая, он обычно говорит ей: «Ты совершенно права, дорогая», – ехидно напомнила Марина. – А вот Слава, между прочим, тебя к своей Ксении ничуть не ревнует. Я совершенно точно говорю. Мы с Ксюхой на эту тему немало разговаривали. Она его, кстати, тоже ко мне не ревнует.
– Неужели? – вырвалось у меня.
– Можешь сам спросить.
– Обязательно, – неохотно пообещал я.
Вынырнувшая откуда-то со стороны детской площадки четверка молодых людей быстро направилась к нам. Я продолжал вести Маринку как ни в чем не бывало, а у самого торопливо застучало сердце. Мне не понравилась их целеустремленность. Шли несомненно по делу. Ребятки обладали внешностью дворовой шпаны, которая проводит досуг в возлияниях под окнами родного дома. Сейчас им явно не хватало на бутылку. Брешь в бюджете должен был залатать неосмотрительно забредший в их дворик прохожий со своей барышней.
Как бы невзначай я опустил руку в карман, где лежал светошоковый фонарь.
– Мужик, дай закурить, – обратился главшпан – высокий тинейджер в серой клубной куртке.
Я не курил, о чем мог бы сказать, но не захотелось терять лицо в присутствии Маринки. Да и не помогло бы. Так к чему унижаться!
– У меня одна.
– Давай одну.
Кодла обступила нас полукругом. Справа от главшпана заняли позицию мальчонка в клетчатой кепке и чернявый пацан с пэтэушными усиками, слева стояло нескладное пирамидальное творение пьяных люмпенов, узкоплечее, толстожопое, с огромным губастым ртом под приплюснутым носом-пуговкой. Подростки меряли нас оценивающими взглядами, особенно Маринку, сволочи!
– Вы такие не курите, – ответил я, сожалея, что не остановился и не подождал Славу.
– Курим, курим, доставай, – насмешливо произнес главшпан, а мальчонка не преминул спросить:
– Что за сорт?
– «Красный богатырь», – ответил я, поражаясь собственному бесстрашию. – Только предупреждаю, она одна на всех.
– Чего? – не врубился сразу главшпан. – Что за богатырь?
– Красный, – ответил я, – с мохнатым фильтром и задними колесами.
Со смекалкой у ребят был напряг. Только чернявый просек, что над ними глумятся, и быстро ткнул меня в лицо кулаком.
Удар пришелся в губы, был он несильным. Я отступил и выдернул из кармана фонарь.
«Везет на синьхуанов», – подумал я, нажимая на кнопку, но чернявый опять опередил меня. Удар ногой, ловкий и незаметный, выбил из руки шокер. Фонарик улетел, а кодла бросилась в драку. Отступать было некуда, Маринка связывала по рукам и ногам, да и не дали бы убежать молодые и резвые. Догнали бы и растерзали, поганцы.
В озверелом обществе действовали законы стаи. Атаковал старший. Уклоняясь от удара, я пригнулся и поддел плечом движущегося по инерции главшпана. От удара под дых он содрогнулся, согнулся и отвалил. Я пнул изо всей силы оказавшегося поблизости мальчонку. Жесткий рант модельного ботинка угодил ему по голени. Поганца словно ветром сдуло, он отскочил, визжа.
Чернявый с пирамидой налетели на меня, мутузя с обеих сторон. Попали в голову, я потерялся. Уже ничего не видя, не слыша и не соображая, я упал на спину, локтями инстинктивно защищаясь от сыплющихся отовсюду ударов. Сучьи детки, next-поколение, глушили меня с очумелой жестокостью. Могли бы и убить, не заголоси на весь квартал Маринка. На ее крик с воем примчался Слава и в шесть секунд навел порядок, утихомирив хулиганов связками ударов. Мне оставалось только кататься по земле, чтобы не попадать под ноги дерущихся.
Когда рядом свалился главшпан, я понял, что развязка боя близка, вскочил и стал охаживать полудурка пыром по ребрам. Переросток кряхтел и ойкал, закрываясь руками, как я только что, но меня перемена ролей ничуть не смущала, и я продолжал с остервенением выколачивать из него дурь.
– Хорош, Ильюха, – остановил меня корефан, – ты его так вообще забьешь насмерть.
– Ну и пусть, – выдохнул я, сплевывая кровавую пену, но бить перестал, – одним подонком будет меньше!
– Пошли отсюда. – Слава с Маринкой потащили меня с поля брани.
– Пидоры и уроды! На людей как бешеные бросаются, лупцуют почем зря. Я же им ничего не сделал, петухам!
– Сделал, не сделал, – пробормотал Слава, – какая разница. Все мы такими были по молодости.
– Нет, не все. – Ярость моя иссякла, осталась только злость. – В юности я таким не был, можешь мне поверить.
– Ну, это ты не был, – туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с легкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.
