Воронье царство (СИ) - "Ifreane"
— Я поеду с ним.
— Смотри, сколько у тебя защитников, а, — усмехнулся Корвус и отрицательно помотал головой. — Не поедешь. Оттуда только он сможет вернуться.
С искренней благодарностью Риван взглянул на Хальварда, кивком давая понять, что все в порядке. Ах, если бы это действительно было так. Риван уставился на красные знамена гаршаанской армии, силясь вспомнить все, что он слышал о бесчинствах южан на родных землях, все, чему свидетелем был сам, но не помогало. Куда хлеще и ярче врезались в память зверства реильцев, но даже этого было недостаточно, чтобы желать хоть кому-то смерти.
— Я не могу, — взмолил Риван, яростно замотав головой.
— Ты хочешь провести сегодняшнюю ночь в объятиях своей ловчей или в опасениях, переживет ли она эту битву?
— Не смей, — неожиданно даже для самого себя прорычал Риван. — Не вмешивай ее.
Корвус молча испытующе уставился на жреца, перебирая пальцами бледное соцветие разрыв-травы. Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Риван тяжело вздохнул и, кивнув, сипло проговорил:
— Хорошо.
Корвус опустил во взвар расковник и жестом велел Ривану подойти ближе. Не удовлетворившись результатом, сам сделал несколько шагов навстречу неуверенному жрецу. После чего залпом осушил чашу и, ухватив Ривана за подбородок, внезапно прильнул своими губами к его. Опешив от неожиданной близости Риван попытался отстраниться, но цепкие пальцы до боли впились ему в челюсть. Казалось, холод чужих уст овладел жрецом, пробрался в глотку, оттуда в легкие, где сей невиданной силе тут же стало тесно и, скребясь ледяными когтями в поисках выхода, она принялась зверствовать внутри.
Корвус отпрянул от Ривана, но лица его не отпустил.
— Ш-ш-ш, ни звука, — тихо повторил он, с явным довольством разглядывая Ривана из-под полуприкрытых век. — Потом расскажешь все, что обо мне думаешь. Чувствуешь?
Риван чувствовал. Еще как чувствовал! Словно его душа и сердце стоят на пути к свободе у бешеного хищника и их вот-вот разорвут на куски.
— И я. Каждый раз.
Позади раздался конский топот.
— Ступай, — Корвус наконец разжал свою хватку.
Плотно сомкнув губы, не поднимая взгляда, Риван забрал у Раунхильда серое знамя, а у Халя поводья. Взобравшись в седло, жрец вжал пятки в бока коня, желая поскорее убраться с холма. И не столько ради того, чтобы как можно быстрее освободиться от пожирающей его изнутри тьмы, сколько из-за страха не совладать с ней в такой близости от лагеря. От Арндис.
Думалось плохо, очень плохо, дышалось с великим трудом и время от времени мутнело в глазах. Одно лишь Риван понимал ясно — он совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Но поворачивать было попросту некуда. Борясь со снедающей его волю силой, Риван не заметил, как оказался у подножия гор, у самых строев гаршаанской армии. Спешился и подался навстречу выступившим к нему пехотинцам. Сердце сжалось при виде их юных лиц цвета меди, от их звонких голосов, вопрошающих к нему на улими, хотелось провалиться на месте, умереть самому, но не дать свершиться страшному.
— Я… — Риван в страхе сглотнул, почувствовав, как холод рвется обратно вверх по глотке. — Я принес его слово…
Терзающая его сила была не хищной тенью, какую Корвус призвал сегодня, нет, на волю вырвался черный туман, в мгновения ока разлившийся по земле вокруг жреца. Встретившие посланника солдаты в панике попытались убежать, но тьма оказалась в разы резвее. Едва коснувшись их ног, она повалила одного за другим замертво наземь и могучей бурной рекой устремилась к остальному войску.
Крупные слезы застили опущенный к каменистой почве взор. Ривана трясло, как никогда в жизни, хотелось выть от боли, какой он не испытывал даже в момент собственной казни. Он не мог выносить творящегося вокруг, но и сил двинуться с места жрец в себе не находил. Так и стоял, пока зло, принесенное им, свершало свою расправу, слушал крики отчаяния и страха, понятные на всех языках Солиума.
— Подумать только, такая чистая душа на службе у вороньего ублюдка.
Риван поднял обезумевший взгляд. Среди затихших мертвых солдат неподалеку от него стояла южанка в светлом одеянии. Нервно смахнув влагу с глаз, жрец разглядел, что эта гаршаанка была старше посланницы на десятки зим, а ее безволосую голову и оголенные руки обвивали белые змеи-узоры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что же тебя связывает с ним? — женщина сделала несколько плавных шагов в сторону Ривана и, остановившись, склонила голову набок, разглядывая его. — Что-то между вами есть, что-то столь тонкое, неуловимое.
— У меня нет ничего общего с Корвусом, — прохрипел Риван.
Гаршаанка довольно улыбнулась и подошла еще ближе.
— Не-е-ет, — протянула она. — Нет, ты ошибаешься. Но я попробую узнать.
Риван попытался сделать шаг назад, но голова закружилась и в который раз за день взор затянула пелена. Серая, как бескрайняя пустошь «той стороны». Жрец затряс головой, но бесцветная завеса никуда не делась. И тут осознание, что это и есть она — изнанка мира — острой иглой пронзило разум.
Отчаянно пытаясь почувствовать связь с явью, со своим телом, Риван оглянулся. Над ним и безликой долиной возвышались белые горы, пронзая вершинами черный небосвод. Страх, не имея власти над жрецом в обители богов, отступил, но Риван прекрасно понимал, что его выбросили на «ту сторону» без его воли и это сулило беды, похлеще случившихся. Неясное движение привлекло внимание, и жрец, сделав еще один оборот вокруг, увидел несколько теней, отдаленно напоминающих людей, блеклые силуэты, ступающие в его направлении.
«Бежать!» — пронеслось в голове. Не позволить им приблизиться, не дать завладеть его душой. Риван неуверенно попятился прочь, но вдруг над его головой перемахнула глубокая тьма. Жрец замер, лицезрея, как исполинская хищная тень накрыла грозной лапой один из белых силуэтов, вынудив остальные броситься врассыпную, как стремительным рывком догнала второй и сомкнула свои угольные зубы на нем. После чего черный зверь выпрямился во всю великую стать и уставился на Ривана своими бездонными глазницами.
— Уходи, человек!
Страха по-прежнему не было, нет, было всепоглощающее благоговение перед могучей силой, перед богом, вставшим на его защиту.
— Уходи! — повторил Ульвальд и Риван больше не посмел испытывать его терпение.
Повернувшись к нему и его добыче спиной, Риван выбрал единственное возможное для себя направление: долой от гор, в сторону холма, над которым только сейчас жрец заметил бьющий в темное небо тончайший белый луч.
Комментарий к 31. Глашатай
Я скажу весьма очевидную вещь, но фидбэк - это топливо, не позволяющее автору остановиться. И сейчас, когда Царство так близко к финалу, он важен как никогда. Каждая последующая глава кажется сложнее другой и мне очень нужно знать, что я все делаю правильно. Надеюсь на ваше понимание :) И на то, что мне хватит топлива через неделю отметить двухлетие Царства новой главой :)
========== 32. Откровения ==========
Стоило бы распорядиться о подготовке строя к переходу. И об организации отряда на подъем, раз склоны оказались достаточно пологими. О постах с сигнальными кострами на протяжении всего пути следования армии, благодаря которым Корвус сможет узнать, с какой стороны исходит угроза, дабы взять ее на себя. Но сейчас его хватило только на то, чтобы напомнить про наказ разделить жрецов и отослать Рауна с Халем в лагерь.
Отчего же так паршиво? Что это, усталость или тревога? Да, во рту стоял отвратный медный привкус собственной крови, но сил Корвус потратил не в пример меньше обычного, возложив основную нагрузку на Ривана. Однако и беспокоиться Корвусу было не о чем. Эхо «той стороны» не причинит жрецу вреда, а гаршаане об этом даже помыслить не успеют. Колдун всего единожды прибегал к этому проклятию, самолично заронив его на ваомийской земле, но прекрасно помнил, с какой прытью смерть косила неприятельские ряды. Что же тогда не так?
До рези в глазах Корвус вглядывался в простор долины и едва ли не вздохнул с облегчением, увидев наконец пешую темную фигуру, возвращающуюся к нему. Но скверное самочувствие так и не отпускало, даже когда, казалось, целую вечность спустя, Риван ступил обратно на холм. Опущенные плечи жреца и покрасневший взгляд из-под опухших век говорили сами за себя, вот только в глазах вместо ожидаемой скорби плясал нездоровый огонек.