Ольга Шалацкая - Киевские крокодилы
— Не твоего ума дело. У меня есть приятели, они помогут. Есть и кинжалы и друзья и ты не ведаешь кто я… — запел молодой человек и прибавил: — что это у меня после горловой болезни голос будто испортился?
— Балабаниха сама тебя со всеми твоими приятелями проведет и выведет, — сказала Варя.
— Ну, да у тебя сильнее кошки зверя нет, а для Григория Карповича Зуброва ничего не представляется невозможным. Мы уже ее, как травленного зайца, выслеживаем. Однако вели своей старой карге нести самовар сюда, да пошли за вином.
Алексеевна подала на стол самовар и стаканы.
— Подите купите вина, — сказала Варя, доставая из ящика деньги.
— Удобная минута, — соображала Алексеевна: — Балабанова давно к ней приставала, даже перестала деньги давать на водку и показываться к ней на глаза не велела, пока Варька и Витька будут здравствовать. Заветная бутылочка припрятана в ее узелке; не подсунуть ли им ее, а на эти деньги купить себе водки и опохмелиться, а то такая тоска на душе залегла, хоть иди и топись. Под ложечкой словно кошки скребут лапами. Она покрутилась немного в комнате, затем спустилась вниз, зашла в винную лавку, купила бутылочку и осушила, взяла еще про запас, спрятала ее в узелок, а оттуда вынула заветное вино, внесла и подала молодым людям.
Виктор откупорил бутылку, налил в стакан и с жадностью отпил несколько глотков.
— Фу, какая гадость, — произнес он.
Варя тоже попробовала и ей не понравилось вино,
— Будем пробовать вино, не прокисло ли оно, — сострил Головков: — да его нет никакой возможности одолеть. На смех, старая, что ли, ты мне его принесла! — разозлился он. — На, попробуй сама, чем оно отдает?
Алексеевна, памятуя приказание Балабановой самой не пить вина, отнекивалась некоторое время. Это сейчас обратило внимание Головкова.
— Стой, старая, отчего же ты сама не хочешь выпить? Тебя, бывало, медом не корми, а водки дай. Где ты купила это вино? Я пойду сейчас узнаю.
Алексеевна, путаясь и сбиваясь, назвала одну известную фирму.
— Не может быть! Я по этикету вижу, что не там. Говори, иначе убью.
— О чем шумите вы, народные витии? — вскричал Ванька Скакунов, появляясь на пороге в лихо заломанной набекрень шляпе и новом с иголочки пальто.
— Да вот послали старую каргу за вином, она черт знает что такое принесла, зелье, что ли, сотворила, чтобы околдовать меня. Признавайся, старая, не то сейчас оболью тебя керосином и сожгу. Такой аутодафе устрою, ведьма! Скорей говори, ведь если я отравлен, так мне надо к доктору бежать. Пей сейчас! Ванька, разжимай ведьме глотку и держи ее, я ей волью. Уж если пропадать, так заодно несдобровать и тебе!
— Ой, не губите христианскую душу! — завопила Алексеевна, когда Виктор принялся выполнять свое намерение.
— А, вон оно что! Говори, кто тебя научил.
— Татьяна Ивановна….
— Доктора сюда, доктора, мы отравлены, — кричал Головков, — мне уже дурно!
Скакунов побежал звать доктора и через несколько времени привез его. Сейчас же приняты были нужные меры. Виктору и Варе сделали промывание желудка, после чего доктор искусственным путем произвел рвоту и дал выпить какое-то снадобье.
— Бутылку опечатать и заявить прокурору; яд довольно сильный, — сказал врач. Это был тот самый, что лечил ребенка Милицы.
— Скажите, доктор, останусь я жив? — спросил Виктор.
— Теперь да, благодаря вовремя принятым мерам.
Головков подал ему гонорар и просил пока, до поры до времени, не разглашать тайны.
— Понимаете, семейная история, неравно попадет в печать… Я думаю простить великодушно женщине ее неудавшуюся месть.
Врач не преминул рассказать об отравлении ребенка Милицы, после чего уехал.
— Тебя, ведьма, я арестую, — распорядился Головков: — живой не выйдешь отсюда. Варя, запри ее пока в шкаф. А ты, Ванька, оповести прочую братию, зови сюда Зуброва, Прошку, Разумника, удобный момент накрыть Балабанову.
Несмотря на протесты Алексеевны, что она может там задохнуться без воздуха, Виктор насильно втиснул ее в шкап, где висела убогая роскошь Вариных нарядов, и запер его на ключ.
— Смотри, старая, сиди смирно и не чихай, — приказывал он: — здесь через щели достаточный приток воздуха. Вздумаешь кричать — удавлю. Ты хотела отправить меня на тот свет во цвете лет, когда мне еще жизнь не надоела, а я великодушно простил тебе, только требую повиновения и дня три продержу под арестом.
— Водки мне, — пищала из шкафа Алексеевна.
— Хорошо, так и быть, куплю тебе водки, только молчи, — завершил свое великодушие Виктора.
VIII
Вечером в гостиной Балабановой зажгли свечи в ожидании обычных гостей. Хозяйничала протрезвившаяся Терентьевна. Старуха, после двухмесячного периода пьянства, похудела и имела виноватый вид.
По дороге в клуб завернул было Валентинов, но увидав, что в гостиной сидит одна Анюта, сказал без церемонии:
— Что это у тебя ничего порядочного нет? Ты знаешь, я на днях посаженным отцом буду на свадьбе твоего Виктора. Парень жуликоватый, но мой девиз — сам живи и другим не возбраняй. Я его принял в свою контору и, кажется, приличное жалованье положил, так все ему мало.
— Напрасно. Он может при случае похитить у вас и очень порядочную сумму; вообще этот человек способен на все, — ответила Балабанова, позеленев от злости.
— Ха, ха, у тебя оскорбленное чувство заговорило. Меня невозможно ограбить, — заключил Валентинов и уехал.
— Потому что ты сам чересчур много награбил, — бросила ему вслед Балабанова и заломила руки в отчаянии.
— Старая ведьма не сделает того, что я ей приказывала. У них преблагополучно произойдет свадьба, а я не в силах этого перенести, — простонала она.
— Верно, больше никого не будет, — сказала Анюта, зевая.
Совершенно неожиданно приехал Крамалей. Балабанова вышла его встретить.
— У вас?.. — спросил он.
— Ожидаю со дня на день… Прошлый четверг была у меня, я послала к вам нарочного и мне ответили, что вы в каком-то заседании.
— Вы бы могли прислать туда и вызвать меня…
— Извините, не догадалась…
— В другой раз будьте догадливее. Я склонен полагать, что вы, взявши деньги, обманываете меня; я ведь не мальчик вам.
— Помилуйте, смею ли я подумать. Право, обстоятельства складываются так, что я ничуть не виновата.
После этих пререканий Кармалей уехал, Анюта тоже не засиделась у Балабановой.
Мимоходом забежал Сапрыкин.
— Изменила нам с вами фортуна, — сказал он.
— Что нового? — спросила она.
— Вот адвокат Несмеянов разошелся с женой. Слыхали, быть может?
