Сборник - Незримое сражение
— Ты откуда, брат, такой шустрый?
— Из леса.
— И что там делал?
Парнишка наклонился к уху старшего лейтенанта и, хотя поблизости никого не было, начал рассказывать, что неподалеку в кустах лежат книжки, которые ему дали «лисовики», чтобы он прочитал их односельчанам.
— А ты знаешь, где их схрон?
— Нет. Туда они никого не пускают, говорят, «Клим» не велит.
— Молодец ты, Федор! Беги домой и запомни: о нашем разговоре никому ни слова.
— Не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант, я все понимаю.
Парнишка, конечно, мог ошибиться. Но «Орлик» тоже назвал хутор Высевки. Все сходилось. Необходимо было до мельчайших подробностей разработать план операции.
Из управления сообщили, что, по их данным, к «Климу» в ближайшие дни из-за границы ожидаются «высокие гости».
— Постарайтесь взять всех вместе.
В ночь с первого на второе апреля 1948 года, когда бандиты ждали курьеров из-за границы, чекисты залегли на склоне оврага, окаймленного неширокой полосой кустарника. Отсюда хорошо было видно дорогу на село Бунов, по которой, по всей вероятности, и пойдут бандиты. Где-то здесь, в этом районе их должен был встретить «Клим».
Глухая непроглядная темень опускалась на землю. Луйа давно погасла, только звезды все еще блестели сквозь облака.
Руководство операцией командование возложило на старшего лейтенанта Яковлева. Вместе с ним все эти дни находился и Иван Михайлович Обманьшин. Оба понимали, что с ликвидацией «Клима» банда перестанет существовать, разбежится на второй же день. Только страх и жестокий террор удерживали их. «Клим» умел держать в страхе как никто другой. За малейшее подозрение — петля. Сколько бессмысленных жертв!
Последняя его акция была не менее жестокой. Бандиты удавили шнурком Федора Вишню. Видно, кто-то дознался о том разговоре на лесной опушке или парень чем-то себя выдал. Жаль было Федора, ведь человек только-только начинал жить…
В цепи рядом со старшим лейтенантом Яковлевым лежали с одной стороны сержант Чубенко, с другой — Иван Михайлович. Лежали молча. Вдруг старший лейтенант услышал еле уловимый шорох. Шорох повторился, затем послышались чавкающие шаги.
— Слышишь? — толкнул его в плечо Обманьшин. — Это они…
Тяжелые неторопливые шаги становились все ближе и ближе. Можно было определить — шло трое. Яковлев осторожно дотронулся до плеча сержанта Чубенко, и в ту же секунду застоявшуюся предутреннюю тишину разрезали две ослепительно-белые ракеты. На некоторое время вокруг стало светло как днем.
— Стой! Руки вверх!
Тот, что шел впереди и нес на плечах тяжелый сверток, тут же бросился на землю, второй метнулся в сторону Графского леса, третий кинулся в кустарник.
— Огонь! — скомандовал Яковлев и выпустил длинную очередь по тому, что бежал к Графскому лесу.
Когда сержант Чубенко выпустил новую серию осветительных ракет, все три бандита лежали на талом, почерневшем от весеннего ветра снегу.
Неторопливо приближался рассвет. Над дальними лесами еще лежала мгла ночи, а здесь уже сквозил зеленый свет медленно рождавшегося утра. Среди тех, кто неподвижно лежал на снегу, был и «Клим».
Когда старший лейтенант Яковлев доложил об этом в управление, там переспросили:
— Вы твердо убеждены?
— Да, это «Клим».
Он ни с кем не мог его спутать: широкие скулы, светлые волосы, плоские, слегка приплюснутые ракушки ушей. Местные жители также опознали бывшего учителя гимназии Евгена Смука. Вторым оказался референт краевого провода Владимир Купанец — он же «Прут», «Ингул», «П-21». Третий — рядовой бандеровец из охраны «Клима».
В ту же ночь пограничники задержали и обезвредили группу бандитов, которые пытались перейти государственную границу. Среди них были эмиссары закордонного провода, шедшие на связь с «Климом».
…После зимней стужи всегда наступает оттепель. Пришла она и на прикарпатскую землю. Повеяло теплом, распустились березы и клены, ослепительное солнце звало людей к земле, к жизни. Группами и в одиночку выходили из лесов обманутые бандеровскими главарями крестьяне, истосковавшиеся по родному крову. Шли, низко опустив головы…
МИХАИЛ ВЕРВИНСКИЙ
БЕЛАЯ КРИНИЦА
Легкий туман окутывал предгорные холмы, долины, и высокие хребты Карпат в сизой предвечерней мгле казались таинственными великанами. После захода солнца надвинулись тучи и стал моросить мелкий дождик. Анатолий, погруженный в раздумье, шагал безлюдной улицей. Остановился у своего дома. Открыл дверь, вошел в комнату. Столик, две кровати. Одна его, другая — Виктора.
Виктор… Добрый товарищ, верный друг… Но он больше не войдет в комнату, не улыбнется. Не скажет: «Давай, Толя, закурим». Не возьмет больше в руки палитру. А рисовал красиво. Вот написанные им картины. Широкая река, на высоком берегу утопающее в садах село. И подпись: «Днепр». Это его родные места. На другой картине изображен очаровавший его карпатский пейзаж: горный ручей, а кругом зеленые буки, ели… Третью так и не дорисовал. Сделал лишь эскизы — горка с родником, миловидная девушка в гуцульской одежде, а внизу скорописью: «Белая Криница».
Анатолий смотрит на опустевшую кровать, на незаконченную картину…
Тысяча девятьсот сорок восьмой год. Три года, как кончилась война, а друг его погиб от вражеской пули.
Ранней весной молодые чекисты лейтенанты Анатолий Лобанов и Виктор Черноусов приехали в прикарпатский город Станислав (ныне Ивано-Франковск). Разыскали областное управление Комитета госбезопасности, куда были направлены для дальнейшего прохождения службы.
— Работники нам очень нужны, — сказал начальник управления, пожав руку коренастому, широкоплечему лейтенанту Лобанову, а затем худощавому черноволосому лейтенанту Черноусову. Он долго по-отечески напутствовал новичков, после чего они направились к месту назначения. Поездом — до Коломыи, там сделали пересадку и очутились в Печенежине — местечке, раскинувшемся в предгорье Карпат.
Возглавлявший печенежеский райотдел майор — человек средних лет с орденскими планками на гимнастерке — встретил новичков радушно. Расспросил обо всем, познакомил с новыми обязанностями.
— Люди тут кругом хорошие, работящие, — рассказывал майор. — Крестьяне благодарны Советской власти за то, что избавила от кабалы помещиков и кулаков, за то, что получили земельные наделы. В колхозы объединяются… Только бандеровцы делу вредят. Нападают, грабят, запугивают население. Партийных, советских активистов, да и просто честных людей зверски убивают.
