Под кожей – только я - Ульяна Бисерова
— Живо, — прорычал он.
На следующий день во двор Шварцвальда вновь въехал бронированный внедорожник: офицер, который накануне допрашивал Фогеля, защелкнул на худых запястьях старика наручники. Когда старого библиотекаря под конвоем вели по длинным коридорам замка, из всех дверей выглядывали встревоженные, испуганные лица детей, воспитателей и медсестер. Вся эта орава высыпала на мощеный дворик. Кто-то плакал, кто-то что-то выкрикивал, но большинство просто подавленно молчали. Старик улыбался, немного смущенно и растерянно, искал кого-то взглядом в толпе и иногда приветливо взмахивал руками, стянутыми стальными браслетами, словно все они видели не миг его позора, а триумфа.
— Прямо почетный караул, — усмехнулся офицер.
— Нет, просто дети. Мои дети.
Гуннар продержал Луку в погребе несколько дней, пока по округе рыскали ищейки Вольфа, а затем в кузове фургона, заставленного коробками с медикаментами и консервами, отвез его на мюнхенский вокзал и вручил билет на трансконтинентальный экспресс. Там, в гудящей сутолоке вокзала, сумрачный громила еще сильнее походил на каменного тролля из старой волшебной сказки.
— От мастера Фогеля нет никаких вестей? — спросил Лука.
Гуннар лишь тяжело вздохнул, обводя мрачным взглядом толпу спешащих пассажиров. Он тосковал по старику, как преданный пес: днями напролет бесцельно слонялся по дворику, коридорам замка или сидел, уставившись в одну точку.
Раздался сигнал к отправлению, стюарды поторапливали последних пассажиров. Лука подхватил маленький рюкзак, в который уместились смена белья, хлеб и кралька колбасы из кладовой Шварцвальда, и книга из библиотеки замка — как напоминание о сумасшедшем птичьем профессоре.
Часть вторая. Тео
В местности рассеяния не сражайся; в местности неустойчивости не останавливайся; в местности оспариваемой не наступай; в местности смешения не теряй связи; в местности — перекрестке заключай союзы; в местности серьезного положения грабь; в местности бездорожья иди; в местности окружения соображай; в местности смерти сражайся.
Сунь-цзы. Искусство войны
Глава 1
— Госпожа Ли поручила мне сопровождать вас, молодой господин Теофиль, во время посещения музея истории Нуркента.
— А разве она сама не присоединится?
Тео с трудом скрыл разочарование под маской вежливости. Пару недель назад в их отношениях с мачехой пролегла трещина. Из-за полнейшей ерунды, глупого спора. Сам виноват: ляпнул, что в голову взбрело, а заметив, как она вспыхнула от гнева и поджала губы, не отступил, продолжая из чистого упрямства доказывать свою правоту. Ли Чи, конечно, сохранила лицо, не высказала недовольства и даже, как было между ними заведено, поцеловала в лоб на прощание, но с тех пор отгородилась стеной молчания. Больше не приглашала сопровождать ее на встречах с владельцами торговых компаний, делегациями провинций Восточного побережья или менеджерами Транснациональной линии. Во время переговоров Тео всегда держался в тени, не раскрывал рта и вообще не выдавал, что понимает, о чем идет речь. А потом, оставшись с Ли Чи наедине, в лицах изображал, как жадный, но трусоватый делец постоянно нервически потирал потные руки, пытаясь выторговать скидку для перевозки товаров и в то же время отчаянно боясь показаться неучтивым. Или как плел развесистые словесные кружева чиновник, увиливая от прямого ответа на вопрос о том, почему вновь повышаются таможенные сборы. Ему удавалось так ловко подметить и ухватить характерные жесты, походку, мимику и интонации, что Ли Чи всякий раз звонко хохотала, прикрывая губы шелковым веером с вышитыми царственными павлинами-альбиносами.
Как же он так сглупил? Ему ли не знать, как легко лишиться ее расположения, вызвав тень досады на прекрасном лице? За несколько месяцев, прошедших с того дня, как он сел в роскошный вагон поезда, который унес его далеко на юго-восток, на окраину Срединной Азии, он не раз наблюдал, как лишались привилегий доверенные советники, чтобы, кажется, твердо усвоить урок: не перечь. Никогда. Ни в чем.
Но в тот злополучный день Ли Чи была так приветлива, мила и смешлива, что заражала искристым весельем всех вокруг. И он на миг забылся. Сболтнул, что было на уме. Тот истощенный старик в грязных лохмотьях выглядел совершенным безумцем. Весь вид его был так жалок, что, казалось Тео, он заслуживал не наказания, а брезгливого снисхождения. Но стоило ему об этом заикнуться, как между изящными, точно прорисованными тонкой кистью бровями Ли Чи залегла морщинка неудовольствия.
— О нет. Это опасный преступник. Смутьян, который дурит людям головы. Террорист, который торгует нелегальным оружием и закладывает бомбы. Захватывает заложников и имеет наглость выдвигать ультиматумы законным властям.
— Он?! Этот жалкий старик?
— Не он один. Вся их грязная шайка. Даже половины совершенного ими вполне хватило бы для трех смертных приговоров. Но ему долго удавалось скрываться от правосудия. Но горькая ирония в том, что его предали те, кого он считал своими соратниками. А ведь все могло сложиться иначе, если бы однажды он не совершил одну очень большую ошибку…
— Какую?
— Перешел дорогу клану Ли.
В этот момент старик поднял голову и посмотрел на Тео — так, словно кроме них двоих в огромном зале для торжественных приемов никого больше и не было. На его смуглом лице тенью проступил сгусток сырой, неизбывной тоски, от которой перехватывало сердце.
— Но… — Тео уже и сам понимал, что стоило прекратить разговор, пока он не переступил границы безопасной территории, пока все еще можно легко обернуть в не слишком удачную шутку. Но слова вырывались помимо его воли, словно он под порывами ветра пытался удержать в руках вертлявый зонт. — Возможно, уважение к клану Ли только возросло, если бы вы проявили милосердие?
— Милосердие будет расценено как слабость. Как готовность идти на уступки. Он заслуживает смерти, мучительной и постыдной.
— Но разве…
— Оставим этот спор, мой мальчик. Не все местные обычаи и традиции понятны иностранцам.
По знаку Ли Чи двое охранников подхватили старика под руки и выволокли из зала. Тео, нахмурившись, проводил его взглядом, но через пару минут, когда Ли Чи предложила прогуляться перед обедом по саду, он уже выбросил мысли о странном старике из головы.
Казалось бы, пустяковая история, но взгляд старого безумца воспаленной занозой засел в памяти Тео. И Ли Чи словно подспудно чувствовала это, хотя они ни разу не обсуждали тот случай. С того дня в их отношения закрался холодок отчуждения.
Понурившись, Тео поплелся за господином Ли Хоем. Он приходился Ли Чи дальней, сложно вычисляемой родней — как смутно уловил Тео из уклончивых недоговоренностей и умолчаний, с его родственниками была связана какая-то давняя неприглядная история. Да и сам он особыми талантами не блистал, поэтому, несмотря на громкую фамилию, занимал в клане весьма скромное положение и обычно выполнял
