З. Валентин - За чудесным зерном

Птицы устали, им негде было отдохнуть. Внизу под ними распластались бесплодные пески, да чернела тень одинокого мальчика.

Выкатилось ослепительное солнце, залило розовым светом пустыню, и Витя забыл о птицах. Чем выше поднималось солнце, тем ниже склонялась голова мальчика к бурой верблюжьей шее.

Вдруг Витя заметил, что из-под ног верблюда скользнула ящерица. Он встряхнулся и стал оглядываться.

Если здесь жила ящерица, значит где-то есть близко вода, и надо раздобыть хоть несколько капель.

Надежда окрепла: между двумя песчаными холмами жалкий куст тамариска протягивал узловатые ветви.

Радость захлестнула мальчика. Он дрожащей рукой похлопал по шее верблюда.

— Иди, иди, Рыжий! Торопись, скоро найдем воду! Там, впереди, вода!

Рыжий, только вытянувший мягкие губы, чтобы ощипать тощую зелень, при знакомом слове «вода» двинулся вперед.

Качаясь на его спине, Витя засмеялся счастливым смехом.

— Вперед, старик, вперед!

Минуты бежали раскаленной вереницей.

Опять показался между двумя холмами одинокий куст тамариска.

— Видишь, Рыжий! Мы близко — торопись!

Верблюд обгрыз немного зелени и неохотно двинулся дальше. Витя ежеминутно привставал, оглядывал бесконечные барханы, ждал, что вот повеет свежестью, брызнет ручей, зашелестит зеленый оазис.

Шлем упал с его головы; он не остановился, чтобы поднять его, и завязал голову носовым платком. Он крепился изо всех сил, так как знал, что спасение близко.

Наконец он опять увидел зеленый тамариск. Куст этот был так же одинок, как и два первых.

Витя вгляделся в него: зелень была объедена и помята. Около, на песке лежал белый шлем…

Очевидно, Рыжий хитрил и, желая съесть уже найденный обед, делал круг и возвращался к единственному скудному клочку зелени. Не было ни второго, ни третьего деревца.

Все заходило ходуном перед глазами Вити; ему начало казаться, что огненные журавли летят через пустыню и что воздух наполняется каким- то пронзительным звоном.

Верблюд с наслаждением объедал уцелевшие ветки. Но тамариска хватило не надолго, и верблюд, постояв немного, двинулся дальше.

Он уже не лукавил. Он шел прямо, покачиваясь на длинных ногах, покорный и терпеливый, как были покорны и терпеливы его отец и дед и тысячи-тысячи верблюдов, за сотни лет до него пересекавшие великие земные пустыни.

Витя знал, что если он сойдет с верблюда, то потеряет сознание и умрет, не дорывшись до слоя прохладного песка. Ему было легче чувствовать, что он двигается к какой-то невидимой цели, прижавшись к свалявшейся шерсти Рыжего.

Теперь Витя думал уже не об одной капле воды. Его кожа, его кости, его мозг горели нестерпимо. Он грезил о потоках, о реках студеной, влаги.

В струях льющегося и мерцающего воздуха шевелились миражи. Вот взгромоздилась голубая горная цепь. Ледники сползали по склонам, потоки срывались вниз с обрывов. Через мгновенье горная цепь растаяла, и появилось озеро, блестевшее, как стекло, среди нежной зелени.

Воспаленными глазами Витя смотрел в обманную пламенную муть пустыни. Огромная ящерица, с желтым зубчатым шлемом на голове взглянула на путников и исчезла. Витя помотал головой.

— Не верь ей, Рыжий, — прошептал он, — эти проклятые животные не то, что ты и я: они, видно, могут жить без воды…

Глаза его закрылись, но через несколько минут чей-то жалобный голос заставил его очнуться.

— Воды! Воды! — повторял кто-то хрипло и монотонно…

Это был его собственный голос. Он бредил.

Витя заплакал от жалости к самому себе, но солнце мгновенно осушило слезы.

Озеро расплылось, как раньше расплылись горы, но теперь приблизился новый мираж. Он был нестерпимо ясен и отчетлив. Верблюд шел через развалины города. Витя видел призраки дворцов, изъеденных вечным дыханием пустыни, видел остатки башен, видел дома — одни почти совсем засыпанные песком, другие словно вынырнувшие со дна песчаного моря. Рыжий шагал среди миража с верблюжьим равнодушием.

Витя еще раз стряхнул с себя бред. Мираж ли это? Прохладная тень закрыла его от палящего солнца. Тень от башни.

Верблюд подогнул колени и лег. Витя свалился с него. Дотронулся рукой до каменной стены. Шершавый камень холодил кожу, и песок около башни был не так горяч.

Витя оглянулся; он увидел то тут, то там сидящих людей. Одни из них скрывались в полуразрушенных домах, другие сидели, прислонившись к остаткам стен. Витя пополз к ближайшему человеку.

Он полз медленно, очень медленно. Может быть, прошло десять минут, а может быть — целый час, пока он добрался до человека и простонал:

— Воды…

Никто не ответил мальчику.

— Воды! — умолял он.

Витя вгляделся пристальней. Вокруг сидели мертвецы.

Одни из трупов высохли от зноя, другие белели скелетами, третьи рассыпались пылью при порывах ветра, и смертный прах вместе с песком летел в глубь знойной пустыни. А ветер все чаще налетал короткими порывами.

Вероятно, кроме песка, он принес с собой что-то необычайное. По крайней мере, верблюд насторожился, глотнул воздух, принюхался, испустил вопль и бросился навстречу летящему ветру.

Глава XXXII

— Тише, тише! Мальчик спит…

Но Витя уже открыл глаза. Над его головой виднелось маленькое окошко, оттуда струился зеленоватый свет. Ветки дерева качались снаружи и заглядывали в комнату. Должно быть, свет становился зеленым, пройдя сквозь листву дерева.

На стенах небольшой комнаты висели грубо тканые ковры. На одном из ковров лучилось вытканное солнце в венке пшеницы.

Витя лежал на таком же ковре, а рядом с ним сидела черноволосая, смуглая женщина.

— Он проснулся! Вы разбудили его! — воскликнула она, обращаясь к кому-то в раскрытое окно.

Голос у женщины был гортанный и низкий, а говорила она на тюркском языке, примешивая китайские слова. Иногда — но это Витя заметил позже — попадались слова, несхожие ни с тюркским, ни с китайским языком.

— Молчи, молчи. — Женщина наклонилась к Вите и тут же спросила: — Как ты очутился в городе мертвых?

Витя открыл рот, чтобы ответить, но женщина снова заставила его замолчать и начала поить прохладным овечьим молоком.

— Благодарю тебя, мать, — пробормотал он.

Эта фраза была обычной благодарностью в Азии, но женщина залилась горькими слезами и быстро вышла из комнаты.

Витя, испуганный этим внезапным взрывом горя, попытался приподняться. Чья-то рука легла на его плечо. Седой старик, которого Витя раньше не заметил, ласково обратился к нему:

— Дай ей поплакать. Она потеряла сына. Вчера его отвезли в город мертвых. Но Сохэ взамен умершего нашла тебя.