Бернард Коннерс - Искатель. 1992. Выпуск №4

Он знал, что ему пора подниматься. Слишком долгое отсутствие может показаться подозрительным. Но он по-прежнему оставался там, вновь и вновь пытаясь убедить себя. Он покорил немало гор и рек, в жестоких схватках побеждал хитрых и коварных зверей, не раз доказывая себе, что он мужчина. Сильный Аллен Мелтон, спортсмен, настоящий мужчина, женатый на красивой страстной женщине. Слишком уж страстной. Ему не следовало столько колесить по миру, каждый раз надолго отлучаясь из дома. Он не бежал от нее, от ее ненасытной страсти. Просто в его натуре — неистребимое желание потягаться в силе со всем грубым и жестоким, что только есть в этом мире, и непременно выйти победителем. Для нее или для любой другой женщины он полноценный мужчина. Полноценный мужчина…

Он наклонился, взял холодное скользкое тело на руки, уставившись на белое лицо, находившееся так близко от его лица, и, быстро работая ногами, направился вверх. «Я всегда добиваюсь своего». — «Но так ли это, милый?»

Вдруг поток рыб устремился назад, перепуганные стаи закружили вокруг него, и до Мелтона моментально дошел весь ужас его положения. Слишком долго он пробыл на одном месте. Акула возвращалась, почуяв кровь, кровь Тэлбота — ярко-красный шлейф все еще медленно тянулся вверх. Увидев в неясной дали приближающуюся глыбу, Мелтон отпустил тело.

Он попытался сохранить неподвижность и вопреки силе тяготения оставался какое-то мгновение как бы подвешенным между небом и адом. Потом медленно-медленно стал погружаться, следуя за слегка поворачивающимся телом, а этот чертов красный шлейф обволакивал его, насыщая волосы и плавки страшным запахом. Все в нем кричало: «Плыви, работай сильными ногами, побыстрей поднимись наверх, там ты будешь в безопасности». Но холодный рассудок сопротивлялся этому: «Не двигайся. Двинуться — значит мгновенно умереть». И Мелтон погружался все ниже и ниже.

Огромная акула, похожая на узкую торпеду, способная только уничтожать, медленно повернулась и посмотрела на него в ожидании малейшего движения, чтобы тут же броситься и разорвать его на куски

Взгляд Мелтона скользнул вниз: там, прямо под медленно опускающимся телом, лежало заряженное ружье Тэлбота. Длинное копье с острым, как у иглы, концом все еще находилось в теле. Мелтон мгновенно принял решение и мощно, отчаянно рванулся к ружью. Боковым зрением он заметил быстрое движение — акула метнулась к нему.

Мелтон как безумный летел к ружью, до которого оставалось всего три-четыре фута. Он уже готов был схватить его, но в этот самый момент на ружье опустилось тело Тэлбота, испускавшее непрерывную красную струйку. И Мелтон вдруг услышал — ш-ш-ш! — и увидел быструю вереницу пузырьков газа: дыхательная трубка на теле Тэлбота задела за курок, и ружье выстрелило.

Мелтон скорчился, уставившись на белое мертвое лицо, и услышал последние слова, которые произнесли эти неподвижные губы. И он понял наконец, что это правда, и секунда показалась ему бесконечно долгой, будто сама вечность. У него был нож, но он даже не стал вытаскивать его. Слишком уж много акул. Их полно в океане и в мире, этих ненасытных существ с блестящими глазами и острыми зубами. Слишком много акул. И, оставшись совершенно беззащитным, он весь сжался в ожидании своей участи…

Перевел с английского Владимир ПОСТНИКОВ.

Роберт ШЕКЛИ

ИГРА С ТЕЛОМ

Дорогой Сенатор, пишу Вам потому, что Вы наш старейший Сенатор. Во время прошлогодних выборов Вы сказали, что Вы наш слуга и мы должны немедленно сообщать Вам про все наши беды. Еще Вы сказали — с некоторым раздражением — долг каждого гражданина писать своему Сенатору о том, что здесь творится. Я, Сенатор, долго над всем этим размышлял. Разумеется, я не верю, что Вы на самом деле наш слуга — Вы зарабатываете в пятьдесят или в сто, а то и в тысячу раз больше каждого из нас. Но коль Вы настаиваете, чтобы мы Вам писали, то я решил написать.

Сперва я недоумевал, почему это Вы велели писать Вам обо всем, что здесь творится, ведь Вы, как и я, выросли в этом самом городе, а не замечать того, что здесь творится, может лишь слепой, глухой и бесчувственный осел. Но потом я понял, как был несправедлив — Вам приходится столько времени проводить в Вашингтоне, а поэтому Вы вполне можете и не знать про все. Как бы там ни было, ловлю Вас на слове и беру на себя смелость написать Вам письмо. Прежде всего мне хотелось бы рассказать о новом теле моего дедушки, потому как это особый повод обратиться к Вам с жалобой. Вам об этом обязательно нужно знать, а может, и что-нибудь предпринять.

До того, как всему этому случиться, дедушка был здоровым бодрым стариком 92 лет от роду, с полным ртом своих зубов, густой белоснежной шевелюрой и не имел ни унции лишнего веса. Он всю жизнь пекся о своем здоровье и очки начал носить уже в восемьдесят с хвостиком. Проработав полвека, получил в 65 приличную пенсию, хотя был всего-навсего оператором счетных машин. Пенсия, социальное страхование и кое-какие сбережения позволяли ему полностью содержать себя. Это счастье, что он никогда не был нам обузой — мы и так едва сводим концы с концами.

Выйдя на пенсию, старик какое-то время редко выбирался из дома — все спал да смотрел телевизор. Он всегда сам готовил себе еду и мыл за собой посуду. Днем выползал в парк и коротал времечко с другими старикашками, а потом снова отправлялся на боковую. К нашим детишкам относился замечательно, водил их по воскресеньям к заливу Бараньей Головы, где они бегали и собирали ракушки. Еще он ходил на рыбалку и даже поймал как-то песчаную акулу, правда, я никак не могу взять в толк, как рыбине удалось подобраться так близко к берегу сквозь весь этот мусор и химические отходы. Мы ее сварили и ели два дня. Между прочим, не так уж и плохо — только надо плеснуть побольше кетчупа.

Но вот старик заскучал. Ведь он проишачил целых полвека, а потому красиво отдыхать не умел. Хандрил он, хандрил, Да вдруг задумал подыскать себе работенку.

Конечно же, это была самая настоящая дурь, о чем мы ему так прямо и сказали. В наши дни сорокалетний мужчина и тот не в состоянии ничего себе подыскать, что уж говорить о семидесятилетнем старике — дедушке в ту пору стукнуло именно семь десятков.

Но он эту затею не оставил. Проснувшись поутру, принимал сыворотку долголетия, которую ему прописали медики из государственного здравоохранения, умывался, брился и куда-то исчезал.

Само собой, ничего хорошего он не нашел, так что в конце концов ему пришлось смирить свою гордыню и согласиться на должность помощника сортировщика мусора. К счастью, это обходилось ему недорого, доходы-то у него не бог весть какие. Правда, он так и не смог свыкнуться с мыслью, что каждый день приходится выкладывать денежки из собственного кармана. И все только за то, чтобы работать. А ведь правительство готово платить ему за полное безделье. «Но работа же полезная, и я делаю ее добросовестно, — жаловался он нам, — так почему же, черт побери, я должен платить собственные денежки за то, что добросовестно выполняю полезную работу?..»