Сергей Кулик - Приключения капитана Кузнецова
Измученный усталостью и раздраженный воем, вынимаю пистолет, хочу прекратить концерт, но не вижу ни фонариков, ни силуэтов, словно волки учуяли беду и спрятались подальше. Вой прекратился, и кажется, что я один среди темной тишины.
Подкладываю в костер свежих дров, и пламя глохнет. Из хлынувшей темноты со всех сторон ползут ко мне зеленоватые пары. Целюсь в одну из них, что кажется поближе… Словно в испуге ухнула тайга и опять застыла… Вздрогнули и потухли огоньки. Высоким пламенем вспыхнул, наконец, костер и на белой перине снега, в десяти метрах от бивака, осветил распластанную серую тушу. Где-то далеко в тайге опять завыл волчище. Но скоро вой осекся на высокой ноте, будто волку в горло забили ком снега. Вой больше не повторялся, к костру до утра волки не подходили.
ПРОЕКТ БЕРЕСТЯНКИ
После второго похода к шалашу слег в постель. Бросало в жар все тело, нога распухла, пропал аппетит. Даже на короткое время не мог выйти подышать морозным воздухом. Закончились листки бересты, к концу подошел дровяной запас; дни казались слишком длинными, ненужными.
Восьмого ноября утром отчетливо услышал рокот самолета. С горящей головешкой, не взирая на боль в колене выбежал из землянки зажечь костер. Вглядываюсь, вслушиваюсь в небо: над головой висит никому не нужный бледный месяц, в тайге воет в дуплах ветер, а самолета нет нигде. Разочарованный и разбитый, с большим трудом дополз до кровати и опять слег.
Только в начале декабря начал подыматься с постели. Ковыляю по землянке, лечусь наваром из ягод малины, прикладываю к колену припасенный сфагнум, по два-три часа в день сижу за шитьем. Из шкур рысей сделал теплую и удобную доху. Вернее из рысьих шкур были только рукава и полы, а спина — медвежья. Остаток шкуры косули пошел на унты, а из волчьей — сшил шапку и рукавицы. Все поставлено шерстью наружу и выглядит так, что задрожит в испуге любой хищник тайги, если встретит меня в этом одеянии.
Шитье думам не мешало, и в голове созревал план постройки лодки. Ни дощаника, ни выдолбника в виде пироги, без топора мне не построить. Приходилось читать, что якуты и эвенки плавают на берестянках и шкурянках, видел такие лодки и на рисунках, в киножурналах, на фотоснимках, но никогда не встречал в натуре.
Конечно, сделать шкурянку — лодку, обтянутую оленьей шкурой, — проще и она будет прочнее берестянки. Но где взять столько шкур? В запасе осталось десять патронов, их надо беречь для самозащиты. Да и кроме того, лодку надо обтягивать выделанными шкурами. Иначе они в воде размокнут так, что лодка станет как мешок. А выделывать их я не умею. Значит, надо делать берестянку или «ветку».
Для берестянки и для шкурянки сперва готовится каркас из тонких продольных брусьев и поперечных распорок и креплений. И выходит, что чем бы ни обтягивал лодку, надо начинать с каркаса.
Моя речушка вскроется не позже пятнадцатого мая, так что двадцатого мая можно будет отплывать. Если я начну поделку лодки в начале января, то останется до отплытия девятнадцать недель. На доставку запасов и золота от соленого водоема придется потратить неделю, так что остается только восемнадцать рабочих недель. Один день каждой недели надо отвести на приготовление муки и заготовку топлива, еще один — на охоту и рыбную ловлю. За восемнадцать недель на сборы в путь остается девяносто дней!.. Не мало ли для такого мастера, как я?.. Ведь придется обходиться одним перочинным ножом. Ну, да ничего! Есть старая русская поговорка «нужда всему научит».
Расчерчиваю листок бересты на клеточки и составляю новый календарь на 1958 год. Подарок сберкассы — табель-календарь — уже отслужил мне службу. На втором листке пишу расписание работ до мая. Воскресенье — день охоты и экскурсий по тайге, понедельник, вторник и среда — поделка лодки, четверг — домашние работы (размол корневищ, доставка дров, хлебопечение), пятница и суббота — поделка лодки.
Внизу расписания, подумав, крупными буквами приписал: «Примечание: 1. Баня по субботам вечером. 2. До возвращения в город — не болеть!». Календарь и расписание не совсем удовлетворяют, и я беру третий листок и пишу еще распорядок дня.
Календарь и расписание я приколол колючками шиповника над «кроватью» ниже портрета Ильича.
Кстати, о портрете.
Лежа в постели, больной и разбитый, я как-то вынул бумажник. Хотелось, может быть, в последний раз, взглянуть на карточку Светланы, может быть, проститься навсегда. И тут совсем случайно взглянул на ненужные здесь деньги. Их было триста сорок рублей. Из черного овала сторублевой бумажки на меня глянули строгие и ласковые, спокойные и задумчивые глаза Ильича. Я прикрепил портрет на стену, и землянка стала какой-то более обжитой, более уютной. Работа по расписанию заполнила каждый день недели, напоминала трудовую жизнь солдата или курсанта. Одиночество ощущалось не так уж остро. Медленно, но неуклонно восстанавливается здоровье.
Тщательно обдумал конструкцию лодки, нарисовал ее на бересте и вычертил все детали. Так будет меньше ошибок и переделок.
В носу лодки наклоном вперед поставлю пенек длиною в восемьдесят сантиметров и такой же в корму, но с меньшим наклоном. В гнездах чурок укреплю продольные кили из тонких и длинных березовых брусьев. Их семь штук: парные — верхне-, средне- и нижне-бортовые и один центральный донный киль. Длина всей лодки 3,5 метра, ширина посредине 1,4 метра. Для закрепления изгибов продольных брусьев поставлю пять дугообразных поперечных распорок из распаренных березовых лесин и двадцать штук для крепления бересты можно потоньше из побегов черемухи. Высота лодки от нижнего киля до верха борта 65 сантиметров. Такое судно, надеюсь, выдержит меня со всем необходимым грузом.
Итак, проект готов.
Чтобы облегчить работы, из стального дыроватого корпуса обоймы пистолета — два оставшиеся патрона переложил в карман — начал делать стамеску. Два дня ушло на то, чтобы распилить ее вдоль на две части о плитку песчаника. Изогнутая часть стальной пластины пошла на долото, а ровная тыльная часть — на стамеску. Первое испытание инструментов решил провести, добывая мед из дупла сосны, хотя эта работа и не входит в план.
За день раздолбил отверстие в дупле так, что в него свободно входила рука, но ни меду, Ни пчелиного гнезда не достал. Тогда опустил в дупло гибкую палку. Она уперлась во что-то твердое сантиметров на сто ниже «летка». Осмотрев вынутый конец, нашел на нем коричневые крупинки застывшего меда и обломочек вощины. На второй день пришлось долбить новое отверстие пониже, и только на третий день вытащил из дупла килограммов десять бурого, но душистого сотового меду.
