Жозеф Кессель - Всадники
Когда Турсен подошел к нему, конь забил копытом.
— Слишком много жира! Он слишком нервный, — сказал Турсен. — Сколько дней на нем не ездили?
— Семь, — ответил главный конюх.
— Почему? — спросил его Турсен.
Старый слуга посмотрел на своего господина с удивлением.
— Но ты же сам, — сказал он, — определил этого коня Уросу, перед тем как отдал ему Джехола. Он должен был отправиться в Кабул. А Урос строго запретил всем, кроме него, садиться на этого коня.
— Это было еще до его отъезда, — сказал Турсен.
— Между этим, мне никто не приказывал чего-либо другого.
«Он упрекает меня, за долгое отсутствие», — мрачно подумал Турсен.
— Возьми мое седло и оседлай его, — приказал он.
— Для кого? — спросил старый конюх.
— Разве кто-то еще использует мое седло, кроме меня?
— Но этот конь лягается уже неделю.
Саис опустил голову, потому что Турсен высмеял его, не сказав ни слова.
Черный жеребец нетерпеливо тряхнул своей гривой.
— Видишь, он меня понял! — сказал Турсен.
Двум конюхам пришлось сдерживать жеребца, пока третий смог одеть на него седло.
Не потому, что конь сопротивлялся, но он был столь нервным, что спокойно стоять не мог. Когда он был оседлан и взнуздан, Турсен медленно к нему подошел. Он обхватил обоими руками морду коня, так что он словно оказался зажатым в тиски, и стал долго смотреть ему в глаза. Постепенно конь начал успокаиваться и дрожать перестал. Турсен провел пальцами по его глазам, а потом опустил руки.
— Вот и хорошо, — сказал он.
Один из саисов придерживал стремя, чтобы помочь ему сесть на коня.
— Уйди в сторону! — проворчал Турсен.
Как только он это сказал, то сам испугался. Обычно ему помогали сесть на лошадь, как всем людям его возраста и положения. Ведь как легко мог он сейчас сделать одно неловкое движение, а в таком возрасте мускулы могут внезапно отказать ему, или вывихнуться сустав, — и эта помощь могла избавить его от возможных насмешек и сочувствия зрителей, а так же от стыда или унижения. Но он сам отказался от этой услуги, нарушив все условности. Его достоинство и его возраст не спасут его теперь.
«А если я соскользну? — подумал он. — Если споткнусь или упаду? Никто в моем возрасте не стал бы так рисковать».
От этой мысли Турсен почувствовал такую гордость и радость, что одним точным и легким движением вскочил в седло и схватил поводья. Его тело вновь приобрело подвижность и гибкость молодости. Конь попытался рвануться вперед и встал на дыбы, но куда там! Турсен держал его не только своими твердыми коленями и стальными руками, но и опытом многих лет. Конь почуял это так быстро, что Турсен слегка разочаровался.
Он хотел бы подчинить эту непокорную силу после долгой и тяжелой борьбы. Одно мгновение он хотел было с помощью шпор вновь вызвать у коня вспышку бешенства. Но потом вспомнил о своем возрасте и положении. Здесь, окруженный слугами, он не мог вести себя так, как хотел.
Турсен медленно выехал из загона, сопровождаемый восхищенным шепотом конюхов, которые были поражены с какой быстротой подчинился ему конь.
Каждый мускул жеребца страдал под его силой.
И старый всадник страдал вместе с ним.
Наконец имение осталось позади. На восток от них простиралась бесконечная широта степи. Тогда Турсен наклонился над гривой коня и издал такой длинный, пронзительный и резкий крик, что конь сорвался с места одним прыжком и помчался вперед в безумном галопе.
Какая скачка! Турсен подумал, что она лучшая в его жизни. Тысячи раз летел он вот так над степью, но эта скачка, в его возрасте и при его недуге, была подарком Аллаха, милостью небес. Наверняка последняя, чудо не случается дважды. И так как он знал, что она была последней, то показалась она ему самой прекрасной и драгоценной из всех.
Горький запах полыни поднялся от степных трав. «Никогда — думал Турсен,
— Никогда еще он не был таким опьяняющим!»
Его зубы, держащие плетку, глубже впились в ее твердую кожу. Эта плетка была старее, чем он сам. Единственный подарок его отца, обрамленный медью.
«Я заберу тебя с собой в могилу, — подумал Турсен — но пока…»
Он щелкнул плеткой в воздухе. Хватило лишь звука; галоп стал еще быстрее.
— Видишь! Видишь! — кричал Турсен. — Всегда можно добиться большего, чем предполагаешь!
И он начал дотрагиваться концами ремней до боков коня, то ласково, то угрожающе, и конь помчался как ветер, быстрее… и еще быстрее.
«Как молния!.. Как бурный поток!.. Как орел!.. Как юность!» — думал Турсен прижавшись щекой в шее коня. Он тихо смеялся. Но вдруг прикусил губу.
«Как молния… — но она сжигает дома. Горный поток вырывает с корнями деревья и уносит за собой куски скал, орел нападает на свою жертву, юность сражается за свое будущее. А я лишь безумный старик».
Вдалеке он заметил облако пыли и повернул туда коня.
Навстречу им двигалось мирное стадо овец, сопровождаемое двумя бедными пастухами и парой взъерошенных собак.
Кому первому пришла в голову эта мысль? Специально подготовленному для бузкаши коню, или желающему сражения и борьбы — всаднику? Обоим одновременно.
Ржание коня слилось с коротким криком человека, и оба они ворвались в самую середину перепуганного стада.
Несмотря на всю внезапность прыжка, конь не покалечил ни одну из бросившихся врассыпную овец. Турсен в самый нужный момент наклонился и в полете схватил одну большую овцу прямо за шею. Когда он разогнулся, то почувствовал такую сильную боль в спине, что на секунду поверил, что не сможет опять забраться в седло. Но все же, словно по волшебству, — с плеткой сжимаемой зубами и блеющей жертвой в руке, — он вновь оказался в нем.
Это юность? Когда получается больше, чем предполагаешь? Турсен помчался на стадо и начал свою игру в бузкаши с блеющими, бегущими, и сбивающимися от страха в кучу, комками белой шерсти.
Пастухи бросились на землю, лицом в траву. Но две верные собаки отважно преследовали его, заливаясь злобным лаем. И он, словно они были его настоящие противники, специально стал их дразнить, скача то возле одной, то возле другой собаки совсем рядом, перебрасывая барана из левой руки в правую. Он тряс им прямо перед их пастью, и отдергивал руку прочь, в самый последний момент. Но вот, одна из собак подпрыгнула, схватила его за сапог и щелкнула зубами. Тут же Турсен ударил ее рукояткой своей плетки промеж глаз, и собака отлетела в сторону, словно ее поразила молния.
Проскакав между лежащими на земле пастухами, он с размаха швырнул овцу на землю, вытащил из чапана пригоршню афгани, бросил эти деньги пастухам:
