Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6
— Выходит, вы воюете с народом?
— Не вы, а мы! — Глаза Сороки налились кровью, голова вошла в плечи — верный признак крайнего раздражения. — Впрочем, вы правы, — взял себя в руки референт. — С Блакытным надо решать. Пошлю Беркута, он мастер на такие дела. Вытянет из предателя вместе с жилами все сведения о Шевчук.
— Одному не справиться…
— Дам явку в соседнем от Зеленого Гая селе — пусть привлечет по своему усмотрению.
Беркут, он же Марко Стрилець, хвастливо заявил Сороке, что у него бывали задачи и потруднее.
Сравнительно благополучно — пригородным поездом, а потом часто меняя местные автобусы — Беркут добрался до зеленогайских лесов. Пользуясь явкой Сороки, отыскал хату одного из «боевиков», Хмеля. Там жила родственница националиста, а сам Хмель отсиживался после разгрома банд в бункере. Родственница быстренько собралась в лес по хворост. Убедить Хмеля явиться на встречу оказалось не так просто — родственница не один раз сходила в лес и обратно, натаскала топлива на месяц про запас.
Беркут знал, что только крайняя нужда может заставить лесовика зимой покинуть бункер. На чистом снегу очень заметны следы, трудно замаскировать вход в убежище, пробраться в село, еще труднее незамеченным воротиться обратно. Только после того как Беркут через все ту же родственницу-связную пригрозил, что сам отправится в лес и сунет в бункер гранату, «боевик» заявился в село. Пришел он после полуночи — обросший клочковатой бородой, осунувшийся парень лет двадцати пяти.
Лицо его от постоянного сидения в подземелье посерело, глаза лихорадочно бегали. Он давно не был в нормальном человеческом жилье и все старался тронуть, погладить рукой мебель, домашнюю утварь. Даже на расстоянии от него разило терпким, спрессованным потом, и мороз не смог вышибить из одежды запах плесени, гнили, лесной влажной землицы. К тому же Хмель при каждом шорохе хватался за автомат. Беркуту даже показалось, что этот ошалелый от чистого воздуха и необычной обстановки парень может запросто всадить ему обойму в живот, не разобравшись что к чему. В другое время он и сам с радостью отказался бы от такого помощника. Но других не было, а Беркут понимал: одному схватить живьем Остапа и выпытать у него нужные сведения не под силу. Он терпеливо, несколько раз повторил пароль, пока не убедился, что Хмель понял, с кем имеет дело. После этого рассказал, зачем пришел.
Хмель знал Остапа Блакытного — раньше встречались. Но помогать Марку он отказался наотрез.
— Не пиду, — угрюмо бубнил он, — мени Остап ничого не зробив. А не дай боже, з ним що случиться — эмгебисты всю землю перериють, а знайдуть винуватого. Вони сила, а мы…
— Не комызысь, — Беркут съездил Хмеля по физиономии.
Удар получился звонким и увесистым. Это напомнило Хмелю, что перед ним эсбековец, а с СБ не шутят. Как ни странно, но оплеуха даже приободрила «боевика». Раз бьет, значит имеет право.
Решили идти в Зеленый Гай в следующую ночь. День пересидели в погребе. Беркут в темноте чертыхался и матерился, а Хмель блаженствовал — после бункера погреб с домашним запахом квашеной капусты, огурцов, помидоров казался ему раем. В темноте он отлично ориентировался и сразу же начал шарить по бочонкам, набивал рот всевозможной едой, приглушенно икая.
— Да перестанешь ты, наконец, жрать? — заорал в ярости Беркут.
— Посидел бы с мое на гнилой трухе, посмотрел бы тогда на тебя, — огрызнулся Хмель. Он долго еще бормотал что-то про чистоплюев, которые думают, что они пуп земли.
Ночь пригнала впереди себя метель. Белая муть слепила глаза, хлестала по лицу. Неба не было, оно слилось с землей, надавило тяжелой, непроницаемой пеленой на поля и лес. Резкий порывистый ветер рвал одежду, швырял мокрым липким снегом. До Зеленого Гая было километров семь. К счастью, Хмель хорошо знал дорогу. Впервые за все время он приободрился — в такую злую погоду, когда на небесах чертенята в пряталки играют, их никто не заметит. Следы действительно сразу же заваливал, размывал снег.
Пока шли, Беркут, перекрикивая ветер, вдалбливал напарнику:
— Подходим к хате. Я стучу. Он спрашивает: «Кто?» Говорю ему: «Принес привет от Марии Шевчук, учительницы». Ты стоишь сбоку. Он, конечно, открывает. Бей его так, чтобы не до смерти, нам еще побалакать надо будет.
Хмель кивал. Ему не терпелось теперь побыстрее прикончить Остапа, чтобы возвратиться в свой бункер.
Подошли к хате Блакытного. Родственница Хмеля, знавшая все в округе, утверждала, что тот жил один.
Беркут легонько стукнул в ставню. Никто не отозвался. Эсбековец забарабанил сильнее. Остап откликнулся сонным голосом:
— Кого там лихая годына носит? Нечай, ты?
— Вы Остап Блакытный? — Беркуту приходилось перекрикивать метель.
— Ну, допустим, я, — после паузы не очень приветливо откликнулся Остап.
— Вам прислала привет Мария Григорьевна Шевчук. Может, пустите погреться и пересидеть до утра, а то продрог в эту кляту завирюху, а где сильрада — не знаю.
— Чего так поздно? — недоверчиво расспрашивал Остап.
— На работу к вам назначили, завклубом. Вышел из райцентра утром и приблудил в непогоду.
Беркут потоптался, погрохал сапогами о крыльцо, чтобы Остап понял, как ему холодно.
Остап не торопился открывать. Его встревожило это позднее посещение. Где-то в глубине души он надеялся, что его бывшие соратники по бандитскому подполью забыли о нем, им не до мести после сокрушительного разгрома. И в то же время он внутренне был готов к тому, что однажды ночью вот так, как сегодня, постучат в окно и вызовут «для разговора». Да и кроме того, Беркут в самом начале допустил ошибку: Мария никогда не называла Остапа по кличке, только по имени. Остап насторожился. Сколько их там, за дверью? Один? Двое или трое? Но что-то надо было делать, и Остал погремел запорами.
— Никак не нащупаю этот чертов гак,[6] — недовольно сказал он, — сейчас зажгу лампу…
А дальше все произошло в считанные секунды.
Остап внезапно открыл дверь. Керосиновая стеклянная лампа полетела в лицо Беркуту, который не успел ни отклониться, ни прикрыть хотя бы лицо руками. Эсбековец взвыл от жестокой боли. Он повалился в сугроб, чтобы снегом сбить ручейки пламени, поползшие по одежде. Остап с топором кошкой прыгнул на него. Пока Хмель сообразил, что надо выручать напарника, было уже поздно — топор опустился на голову Марка. Хмель схватился за автомат, он выжидал, когда Блакытный выпрямится, чтобы стрелять наверняка. Остап увидел его и понял, что теперь ему не уйти — сейчас, через мгновение встретит смерть.
