Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1
После этого он позвонил в архив РСХА: «Попрошу срочно подобрать и принести мне все секретные досье по промышленным объектам первой категории гау[9] Вены!» Через час на столе у него лежало свыше десятка объемистых досье, в которых содержались данные о наиболее важных в военном отношении промышленных объектах Вены и ее окрестностей. Кройцер быстро нашел досье с надписью на обложке: «Объект «Флора». Таково было условное обозначение завода Шисля.
В досье имелись сведения об истории создания завода, его промышленной мощности и характере продукции. Здесь же были подшиты подробнейшие справки на всех руководящих работников завода, включая самого хозяина Шисля, главного конструктора, инженера, мастеров, уполномоченных НСДАП и прочих крупных и мелких начальников. Здесь же имелись донесения осведомителей гестапо о настроениях среди рабочих, приводились некоторые высказывания, направленные против рейха и фюрера. После каждого такого сообщения следовала всего одна лишь фраза: «Фестгеномен унд пах кацет гебрахт» («арестован и доставлен в концлагерь»).
С интересом читал Кройцер имевшуюся в досье довольно большую и толково написанную справку (примерно на сорока страницах) о состоянии работы на объекте «Флора». В справке давался анализ новых предложений конструкторов объекта, а также содержались различные выводы, которые свидетельствовали о том, что ее автор отлично разбирается в технических вопросах и сложном производстве. Фамилия автора справки была отлично знакомой Кройцеру: хауптштурмфюрер СС А. Линдеман.
Опять Линдеман! 5 сентября от Эшмюллера поступает последнее донесение, в середине сентября на объект приезжает Линдеман — после истории с цементом Кройцер не может спокойно думать об этом человеке, — 28 сентября — смерть Эшмюллера. Весьма интересная последовательность… На объекте «Хохдрук-пумпе» Линдеман появился в очень острое время, на объекте «Флора» он также побывал как раз в разгар очень важных и пока что непонятных для него, Кройцера, событий. И наконец, эта последняя встреча в Бад-Аусзее.
Объект «Флора» начинал приобретать весьма важное значение в поиске Кройцера. Через полчаса его принял Шелленберг, которому он немедленно доложил о всех странных происшествиях на объекте «Флора». Разумеется, он все еще помалкивал о своих подозрениях в отношении Линдемана. Пока что эту версию нужно было держать при себе. Как и ожидал Кройцер, Шелленберг проявил исключительный интерес к его докладу и приказал ему немедленно вылетать в Вену.
Сразу же из управления Кройцер заехал к себе домой, быстро уложил в чемодан туалетные принадлежности, пижаму и некоторые документы и успел сесть в последний «юнкерс», вылетавший в тот день в Вену. Отдышавшись и уложив чемодан на полку, Кройцер огляделся. Кроме него, в самолете было еще десять пассажиров. Впереди справа от него сидел… Линдеман. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Линдеман медленно повернул голову и равнодушно посмотрел на Кройцера. Потом он встал и, сделав два шага, остановился перед ним.
— Искренне рад нашей случайной встрече, коллега, — мрачно пробурчал он. — Вы, очевидно, тоже в Вену. Надеюсь, во время вашего пребывания в этом городе там ничего не случится. — И, несколько смягчив интонацию в голосе, добавил: — Иначе я вас буду считать «летучим голландцем» двадцатого века.
Не ожидая ответа Кройцера, Линдеман повернулся и снова уселся в свое кресло. В течение всего полета он не обращал на Кройцера никакого внимания. Тот также старался не смотреть в сторону Артура.
После той памятной встречи, с Артуром Штумпф чувствовал себя гораздо увереннее, чем прежде. Он — старый пролетарий, потерявший свою ногу, защищая молодую Советскую власть, не мыслил себя вне борьбы. Поэтому, когда коричневая саранча хлынула на поля и дороги России — страны, с которой была связана его боевая молодость, он без всяких колебаний сделал единственный для себя вывод — продолжать бороться. Вначале ему приходилось трудно. Он был совершенно одинок. Конечно, думал он, ему все-таки гораздо легче, чем другим антифашистам. Ведь он с 1922 года работает на этом заводе и пользуется полным довернем хозяина. Начав с простого вахтера, постепенно стал превращаться в живую традицию завода. О его партизанском прошлом никто не знал. Все считали, что ногу он потерял в бою против партизан.
Когда новым хозяином завода стал Шисль, он сразу же повысил Штумпфа, сделав его начальником охраны. Во-первых, это был преданный заводу человек, а во-вторых, дело шло к войне, но в любом случае такого начальника охраны в армию не взяли бы.
С июня 1941 года Штумпф вел двойную жизнь. Он носился по объекту на своем протезе, тщательно проверял посты по ночам, следил за всеми случаями нарушения секретности в конструкторских бюро и в цехах. И одновременно он старался мешать чем только мог форсированному расширению производства на заводе Шисля. Он устраивал короткие замыкания, портил электромоторы у станков. Но все это были мелочи. Штумпф завел себе фотоаппарат и тщательно фотографировал все чертежи и расчеты, которые он по вечерам обнаруживал на столах нерадивых инженеров. Но все это накапливалось у него мертвым грузом, потому что ему было некому передать добытый с таким риском материал.
Темной сентябрьской ночью 1942 года он обходил цехи и услышал какой-то шорох. Рабочего Карла Млочника, австрийца чешского происхождения, он застал как раз в тот момент, когда тот, подобно самому Штумпфу, пытался вывести из строя электромотор. Так их стало двое. Потом появился третий — бывший токарь из Галле, мастер на все руки, который попал в кацет Маутхаузен за свое участие в боевой организации Германской компартии «Рот фронт». Уже из концлагеря он попал в его филиал на объекте «Флора». Свою фамилию токарь не называл. У него было только имя — Курт и номер, выколотый на левой руке. Именно Курт и придумал диверсию с заменой штампов, которая была затем сурово раскритикована Артуром.
Конечно, участникам своей группы Штумпф и словом не обмолвился о встрече с Артуром и стал с нетерпением ждать пополнения, которое обещал Артур. Новых заключенных не поступало весь октябрь, и только 10 ноября из Маутхаузена прибыла новая партия заключенных. Двое из них и оказались теми людьми, которых так ждал Штумпф.
Помня указания Артура, Штумпф не устанавливал сам связь с этими двумя «новенькими». Это сделал Карл Млочник, и весь дальнейший контакт поддерживался по цепочке через него. Один из вновь прибывших — Роберт Леман, был как раз тем человеком, в котором больше всего нуждался Штумпф. Несмотря на свои тридцать лет, Леман уже успел повоевать в Испании. В республиканской армии он был подрывником и снайпером. После поражения он, подобно другим антифашистам, бежал во Францию, где был арестован вишистскими властями и передан гитлеровской Германии. До 1943 года он успел побывать в трех концлагерях. Маутхаузен был четвертый по счету. О том, что с ним было на Пенемюнде, он по приказанию руководителя подпольной группы в Маутхаузене никому не рассказывал.
