Высшие альфачи - Вадим Меджитов
— Ну и где ты шлялась? — сразу взяла с места в карьер Бегетта.
— Обедала, — госпожа Хомяковна нахмурилась, она не любила, когда ее ругали. — А что? Меня не было всего полчаса.
— Все эти полчаса трезвонил этот проклятый аппарат и действовал мне на нервы! — Бегетта указала на телефон, который был погребен под залежами бумаг на столе у госпожи Хомяковны.
Менеджеры и закупщики решили элегантно отомстить бухгалтерии и упросили Директора поставить один из телефонов в кабинет Бегетты. Объяснили ситуацию тем, что у них не хватает сил отвечать всем клиентам подряд, поэтому…
— Какого черта? — возмущалась Бегетта в кабинете у Директора пару дней назад. — Мы не менеджеры! Мы что, теперь их работу должны делать?
— Именно, — мягко проговорил Рыбкин, давний враг Бегетты.
Господин Рыбкин служил в компании со дня ее основания, был давним знакомым Директора, а среди персонала звался Коммерческим. Он и пара его верных менеджеров имели огромную власть в этой маленькой уютной фирмочке, но проявлял он свое участие в офисных войнах нечасто — обычно по приглашению и всегда далеко не бесплатно.
— Все ты, сука? — прошипела Бегетта, с ненавистью смотря на Арбайтовну, которая сидела рядом с Рыбкиным и очень мило улыбалась.
— Ну что ты, моя дорогая Бегетта. Кто на что учился, да? Хи-хи.
Рыбкин мягко погладил коленку Арбайтовны, проведя своим наждачным языком по своим слипшимся засохшим противным губам. Он всегда получал желаемое.
— В общем, в чем вопрос? — сурово спросил всех Директор. — За что я вам всем плачу? Все решили? Вот и хорошо. Все свободны.
В тот день Бегетте пришлось признать свое поражение. Поэтому она отчаянно искала, на ком спустить пар. Вчера ей удалось избить в уборной одну помощницу менеджера за то, что она осмелилась попросить выплатить ей больничные.
— Больничные… — пыхтя, произнесла Бегетта, обрабатывая сотрудницу ершиком для унитаза. — Засунь себе в жопу эти больничные, ты поняла?!
Сотрудница плакала, отбивалась, но Бегетта была сильнее.
Но этого было мало. И сегодня настал черед госпожи Хомяковны расплачиваться за победу отдела закупок над бухгалтерией.
— Так сама бы и взяла телефон, — спокойно сказала госпожа Хомяковна своей начальнице, что было, несомненно, ошибкой.
— Чего-о? — возмутилась главная бухгалтер, вся пунцовая от негодования. — Что ты себе возомнила? Я должна отвечать на звонки клиентов? Я?
— А я что, обедать не должна, так, что ли? — госпожа Хомяковна начала огрызаться — голодное настроение давало о себе знать.
— Так, блядь, не обедай! Жри здесь!
— У меня есть час на обед! Целый час!
— Ты права покачать решила, а? Сучка эдакая. Ты из-за меня тут сидишь, поняла? Час у нее есть… у тебя ничего нет, поняла? Будешь вякать — вылетишь отсюдова!
Госпожа Хомяковна поникла. Села и пригорюнилась. Она не представляла, как найдет работу в ее возрасте. Сейчас всем тяжело…
— Ты поняла?!
— Да, — тихо проронила госпожа Хомяковна.
Но Бегетте, еще не отошедшей от унижения, которое ей доставила Арбайтовна, было мало. Она привстала, наклонилась к столу своей помощницы и впечатала голову госпожи Хомяковны в груду бумаг на столе.
— Работай и не вякай! — закричала Бегетта.
И госпожа Хомяковна принялась за работу.
Проверила акты сверки. Оприходовала несколько документов. Пробежалась по оборотке. Разложила все документы на столе аккуратно по папочкам. Внесла новые договоры в соответствующий реестр.
А потом, когда Бегетта и остальные ушли из офиса, то вдоволь наплакалась. И решила не возвращаться домой. Там опять ее будут ругать Голоса, которые всегда знают, что с ней случилось. Конечно, дома беспорядок, но… обождет.
Да, обождет. Лучше поработать. Это же на благо.
Она достала из-под стола пакет и вынула из него слегка зачерствелые булочки. Поставила чайник, который потом весело засвистел, напоминая о самом главном в жизни любого бухгалтера.
О чае. Госпожа Хомяковна зажмурилась. Чай — это жизнь. Чай и какое-то занятие. А чем можно заняться глубокой ночью?
Госпожа Хомяковна пошарила взглядом по кабинету. Папочки… нет… отчеты… не по ее душу… комплектации… не сегодня… почта…
Да. Почта. Почта — это тоже жизнь. Обратная сторона чая. Квинтэссенция бухгалтерской энергии. Это у главных бухгалтеров в голове всякие отчеты, налоговая, баланс… а настоящая бухгалтерия начинается с самых азов. С чая и почты.
И никаких телефонов. Госпожа Хомяковна с отвращением посмотрела на злосчастный аппарат. И какой идиот его придумал? Зачем все эти нововведения, если они только усложняют жизнь?
Сегодня она не вернется домой. Поспит за столом. Она не выдержит новой порции Голосов, которые будут требовать ее увольнения. Куда ей увольняться? Куда идти? Правильно — некуда. Ее место здесь. Вот за этим самым столом.
За этим столом она пьет чай.
За этим столом она работает.
За этим столом и умрет.
Все просто. Зачем вечно все усложнять?
Госпожа Хомяковна принялась за работу.
Этот гоблин был… модным. Насколько только это можно сказать про гоблина. А еще он был довольно маленького роста, моложав и чрезвычайно интеллигентен на вид. Опять-таки, для гоблина.
Для гоблина любой шаг вперед к цивилизованности — это как для человечества покорение новых научных вершин. Все уже привыкли видеть этих зеленокожих засранцев как… ну, засранцев. Когда на темной дороге или в темном переулке на тебя выскакивает парочка ушастых бандитов, которые прекрасно видят в темноте, то становится как-то неуютно. Человечество сделало немало попыток приучить гоблинов к культурной жизни, но пока все выглядело так, что именно культура гоблинов жестоко доминировала там, где люди были чересчур вежливыми.
Приверженцы Черного мировоззрения не раз говорили, что задабривание варваров ни к чему хорошему не приведет, но решение властей было непоколебимым — времена сейчас толерантные, поэтому все гуманоидные расы заслуживают уважения. Проблема состояла в том, что гоблины как-то забыли испытывать уважение к другим расам — не научили их этому.
— Хм-м… — задумчиво пробормотал Кос, недовольно косясь на яркого представителя гоблинской молодежи. — Ты пришел, значит, работать…
— Да, сэр, — жестко и резко ответил гоблин.
Они всегда общаются в такой манере — кажется, что они грубят. Или они на самом деле грубят. Гоблинский матерный язык слыл в Вайтпилле самым изощренным, а гоблинскую своеобразную интонацию никто не мог спародировать успешно. Зеленокожий мог рассказать очень смешной анекдот, поведать о погоде, поделиться знаниями о самых интересных растениях, а слушателю казалось бы, что его либо оскорбляют, либо ему угрожают.
Гоблины не умели иначе — вся их варварская культура была основана на вечной непрекращающейся вражде с окружающим их миром.
— Хм-м…
