Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы
Один за другим люди вываливались из люка и падали. Специальный прибор откроет парашют приблизительно в двухстах метрах над поверхностью земли. Автоматическое управление удачно разрешало проблему затяжных прыжков в ночное время.
Облегченный планер набирал потерянную высоту и послушно поворачивал. От жарко нагретой дневным солнцем земли поднимались токи воздуха, они мягко и сильно жали снизу на крылья планера.
Пересекая Аму-Дарью, планер попал в глубокую воздушную яму и клюнул вниз. Но умелый пилот вынесся в теплое пространство над левым берегом и вернул часть потерянной высоты.
Все дальше и дальше от нарушенной границы скользил невидимый планер, бесшумный, как сова. Пилот был обязан посадить машину в таком удалении от рубежа, чтобы никто не мог заметить его днем и разгадать хитрую тайну ночного маневра. Но высоты хватит еще на полчаса свободного полета. Этого достаточно…
VII
Исполняя приказ, Сафар выбросился первым и первым оказался внизу. Приземляясь, он подогнул ноги, чтобы смягчить толчок, свернулся комком, мягко повалился на бок и так же легко вскочил. На земле было светло, почти как днем, — так казалось после мрака неба. И совсем не было ветра. В сторону метнулось какое-то мелкое животное, испуганное упавшим с неба человеком.
Не раздумывая, Сафар бросился собирать парашют. Озноба как не было, сразу стало тепло. Окоченевшие пальцы мешали. Сафар заметил, что ему не удается так быстро собрать парашют, как на тренировках, но скоро в его руках уже был компактный пакет шелка и тонких шнурков.
Сафар был назначен старшим группы, и его первой обязанностью было собрать людей вместе и уничтожить парашюты.
Луна светила очень ярко, и Сафар увидел, что стоит на дне мелкой песчаной котловины. Не так далеко от себя он различил две темные фигуры: десант сумел упасть кучно!
— Вот и трое! — сказал он себе вслух.
Вскоре нашлись еще двое. Не хватало Бурхана-безбожника, как называл его Ахмад.
Десантники были твердо уверены, что их выбросили именно в назначенном месте, в пустыне и вдали от населенного пункта, но все же они не решались дать сигнал или громко кричать.
Бурхана искали долго и бранили его. Он должен был выбрасываться последним и наверняка задержался, упустил время.
Сафар и Исхак тоже не любили Бурхана. Прозванный в американской школе «человеком со многими языками», Бурхан надоедливо хвастался своими похождениями, смотрел на всех свысока и позволял себе смеяться над людьми, старшими по возрасту и по опыту жизни.
Нетерпеливый Ахмад предлагал прекратить поиски. Но потеря одного человека на первом шагу была бы плохой приметой… Только через час, когда все успели измучиться и начали думать, что Бурхан остался в планере, он нашелся.
Он лежал, поэтому было так трудно его заметить. Когда товарищи подошли, он стал ругаться, смешивая узбекские, таджикские, русские, арабские, немецкие и английские ругательства. Сафар сразу понял, что Бурхан вовсе не хотел, чтобы его нашли.
— Я ушиб ногу! — кричал Бурхан. Оставьте меня в покое и уходите. Я отлежусь здесь и приду потом, я знаю маршрут.
— Не кричи, — сказал ему Ахмад, — ты забыл, где находишься?
Бурхан замолчал, Сафар ощупал его ногу. Под коленом было что-то странное, и нога имела неестественное положение. Но Бурхан не дал посмотреть как следует и назвал Сафара позорным именем.
— Убирайся от меня! — злобно вскрикнул он, лежа на боку и сжимая в руке пистолет.
Сафар отошел и, глядя на пистолет, напрягся, готовясь отскочить, если Бурхан начнет стрелять. Да, итти со всеми Бурхан не сможет… И оставить его нельзя, его могут найти, и он постарается купить себе жизнь, безбожник…
Исхак подобрался сзади к Бурхану и выхватил пистолет из его руки. С помощью Ахмада Исхак отстегивал лямки парашюта и что-то говорил Бурхану, стараясь его успокоить. Но Бурхан не слушал и продолжал оскорблять Сафара. Он знал обязанности старшего, но редкий человек может примириться, когда приходит его последний час… Пусть бранится. Сафар с достоинством молчал, хотя Бурхан назвал его старой тощей свиньей и вшивым шакалом.
Ахмад ловко вытащил свой пистолет ткнул дулом в затылок Бурхана, заглушая звук выстрела.
Бурхан смолк, и Сафар сказал:
— Бурхан был плохой человек, но судьба послала ему легкую смерть.
— Он был дурной мусульманин, — заметил Ахмад. — Бог сломал ему ногу, чтобы избавить нас.
— Ты прав, — сказал Исхак, — он мог продать нас, как уже продавал других.
— Вы все правы, — заключил Исмаил. — Мы избавлены от него, и это добрый знак.
Они постарались поглубже зарыть тело Бурхана. На его могилу навалили камни, о которые он сломал себе ногу, чтобы до трупа плохого мусульманина не добрались шакалы и не открыли тайну.
На рассвете, когда огонь уже не виден, а дым еще плохо различается, они сожгли парашюты.
Потом по компасу двинулись в путь. Следовало найти один маленький кишлак — первую ступеньку на пути по дар-уль-харбу.
Часть третья
В ДВИЖЕНИИ
Глава первая
ПОИСКИ
I
Странной, удивительной казалась земля этой ночью. Прямоугольник света, падающий из окна вагона, бежал рядом, причудливо стелясь и прыгая по краю бесплодной насыпи железнодорожного пути. Чуть дальше было темно, и там неслась смутная путаница резко изломанных черт, точно почва была перевернута плугом, оставившим поднятые черные пласты.
Горизонт казался близким, но был мутным, без звезд. Они как будто забрались еще выше и сделались маленькими и тусклыми.
В двенадцати или тринадцати вагонах пассажирского поезда могло бы поместиться население целого кишлака: больше пятисот человек стремились куда-то этой ночью вместе с Ибадуллой. Но, кроме него, никто не обращал внимания на землю и звезды.
Не было видно, куда паровоз тянет вагоны, и Ибадулла ощущал стремительный бег поезда, как движение по прямой. Позади остались город с его великими памятниками, мечетями, минаретами и мавзолеями, дом доброго Мослима — справедливого друга, строгий мудрец Мохаммед-Рахим, знающий прошлое и настоящее. Там осталось и время, составленное из дней, которые никогда не вернутся. Нельзя взять назад ни одного прошедшего часа и ни одной прошедшей секунды. Никто не в силах этого сделать.
