Владимир Щербаков - Искатель. 1979. Выпуск №2
Шельбаум пристально посмотрел на Фазольда.
— Имеется обоснованное подозрение, — продолжал он, — что Фридеман не был заключенным концлагеря. На его руке мы обнаружили шрам. Можно предполагать, что там удалена татуировка, которую носили эсэсовцы. Сегодня я получил листочек из этого загадочного блокнота. На нем отмечена дружеская встреча с бывшими офицерами СС. Говорит вам такое знакомство о чем-нибудь?
Художник, по-видимому, был страшно возбужден.
— Вы оказались жертвой фальсификации, — возразил он. — Я познакомился с Вальтером Фридеманом в 1942 году. В октябре 1943 года он пошел за меня в карцер. Когда нас выгнали на поверку, я потерял кепку. Он сунул мне свою и получил за это десять суток карцера. Он же взял на себя вину, когда я опрокинул банку с типографской краской.
— С типографской краской? — переспросил Шельбаум.
Фазольд насторожился.
— Да, мы проводили опыты с новым способом фототипии.
Шельбаум молчал. Деталей, ставших ему известными, было достаточно для того, чтобы рассеять все свои сомнения. Тем не менее он не мог освободиться от чувства, что Фазольд не только тогда, но и сейчас не понимает смысла жертвы, приносившейся ради него.
Художник вынул помятое письмо из нагрудного кармана застиранной фланелевой рубашки.
— Его я получил вчера утром, — сказал он. — Оно написано Гансом Рингельблюмом, бывшим вместе с нами в заключении и живущим теперь в США. Он знал Фридемана и через меня передает ему привет.
Шельбаум прочел письмо.
— Господин Рингельблюм переписывался также и с Фридеманом? — спросил он.
— Я не знаю. — ответил Фазольд.
Обер-комиссар задумался. Ему вспомнился ключ, найденный в кармане покойника. Он достал его.
— Вы не знаете назначения этого ключика? — спросил он.
Художник долго смотрел на ключ. Затем отрицательно пока чал головой.
— Ни малейшего представления.
Шельбаум встал.
— Последний вопрос, — сказал он, — и я уйду. На вечеринке вы были с Деттмаром, следовательно, Деттмар подвез вас в гости на своей машине. А как вы добирались домой вечером?
Вопрос, казалось, вывел Фазольда из состояния оцепенения.
— На берегу у причальных мостков была моя лодка, — сказал он. — Я вернулся на ней.
— У причальных мостков, где повесился Фридеман?
Художник кивнул.
— Прекрасно, — сказал Шельбаум. — Тогда прощайте.
* * *Эвелин видела, как Маффи ставил мотоцикл на стоянке. Она была и растерянна и рассержена. Вскоре после обеда он с оглушительным треском подкатил к ее дому и предложил прокатиться во Фриденау.
— Что тебе там понадобилось? — устало спросила Эвелин.
— Скачки, чего же еще, — отрезал он с раздражением. — Ты что, в первый раз слышишь о лошадях?
Эвелин смотрела сейчас на него другими глазами. Она пыталась уверить себя, что Ковалова обманула ее, но внушение старухи не исчезало.
Маффи подошел к ней, и они направились к ипподрому.
— Какие места вы нам порекомендуете? — несколько высокомерно спросил он, подойдя к кассе.
— Шиллингов за десять, — ответила кассирша.
Маффи покраснел оттого, что его так дешево оценили, но промолчал. Он раскрыл программу, внимательно просмотрел список стартующих лошадей, отметил что-то и сказал:
— В следующем забеге ставлю двадцать шиллингов на Броката и Сурка. Пойдем к тотализатору.
Она послушно двинулась за ним. Позади трибуны Маффи остановился перед турнирной таблицей и с завистью произнес:
— За ставку в каких-то десять шиллингов выплачивают сейчас шестьсот двенадцать. Вот это да!
«Неужели он жаден? — спросила себя Эвелин. — Но кто в наше время может обойтись без денег? Я ведь тоже больше люблю полный кошелек, чем пустой».
Из манежа конюхи выводили лошадей для следующего забега. Эвелин смешалась с толпой любопытных, и Маффи долго разыскивал ее, сердясь, что так и не дошел до кассы тотализатора. Наконец он увидел Эвелин. Рядом с ней стоял низкорослый человек с непомерно крупной головой. Растопырив локти, он копался в своем бумажнике, где, как отметил Маффи, лежали деньги. Маффи увидел даже купюру достоинством в пятьдесят долларов. «Иностранец, спускающий валюту на ипподроме», — подумал Маффи. В этот момент незнакомец поднял голову а взглянул на него. Какое-то мгновение он казался испуганным, но затем дружески улыбнулся и сказал:
— Господин Маффи? Вы также хотите испытать свое счастье?
— Я не думал, что вы интересуетесь бегами, господин Фазольд, — холодно ответил Маффи.
Художник нервно рассмеялся.
— Меня многое интересует. Иначе я не был бы художником.
«Он играет на доллары, — подумал про себя Маффи. — Откуда они у него?»
Художник фамильярно схватил его за рукав.
— Я охотно побеседовал бы с вами, — сказал он. — Не найдется ли у вас для меня пары минут?
— Пойди к кассе, Эвелин, — сказал Маффи, — и поставь в следующем забеге на тройку и восьмерку. Вот деньги.
Когда Эвелин ушла, Фазольд спросил:
— Нет ли чего нового по делу Фридемана? Вальтер был моим близким другом.
Маффи сдержанно ответил:
— Следствие продвигается.
— Вы кого-нибудь арестовали?
— Одного из террористов, — рассмеялся Маффи.
Художник нетерпеливо махнул рукой.
— Он к делу непричастен.
— Откуда вы знаете?
— Я в дружбе с Карин Фридеман. Полагаю, что в этой игре замешаны совершенно другие лица…
— Вы имеете в виду вашего друга Деттмара?
— Деттмар мне не друг, — возразил художник. — С ним я никаких дел не имею. Кстати, он уже пойман?
— Послушайте, — резко сказал Маффи. — Что вы, собственно, хотите?
Фазольд потупил взор.
— Жаль, что вы скрытничаете, — пробормотал он. — Я бы мог вам кое-что сообщить. Ну а так…
— Вы обязаны сказать нам все, что знаете, — перебил его Маффи, впадая в ярость от этих глупых расспросов. — Иначе вам грозит наказание.
— Вы неправильно меня поняли, — испуганно сказал Фазольд. — О следствии мне ровным счетом ничего не известно. Просто я мог бы вам помочь уяснить те или иные детали…
— С благодарностью отказываюсь от вашей помощи, — раздраженно сказал Маффи.
Когда вернулась Эвелин с билетами, он отвел ее к своим местам рядом с трибуной.
— Чего он хотел от тебя? — спросила Эвелин. Она несколько раз видела Фазольда на вилле Фридемана и узнала его сейчас.
— Он умирает от любопытства! — гневно произнес Маффи. — Не мог бы я ему кое-что сообщить… А сам он ровным счетом ничего не знает, убогий кретин. Стоп, — спохватился он, — начинается следующий забег.
