Владимир Головин - Гирр — сын Агу

— У Юма пять стрел, — последовал ответ.

Деревья не полностью закрывали противников. Улучив момент, Юм пустил стрелу, но вождь отбил ее боковым ударом щита. Противники экономили стрелы: слишком велико преимущество того, кто выманит их у врага, а сам сохранит. Однако Жог, наблюдавший за поединком, не допускал, чтобы кто-то отсиделся за деревом. Жог имел право наказать любого, лишив одной, а то и двух стрел. Гирр выпрыгнул на поляну, его примеру последовал Юм. Только теперь начинался настоящий поединок, нужно было поразить противника и увернуться самому или отбить стрелу. Юм не спускал глаз со старшего брата и пружинисто раскачивался из стороны в сторону, готовый в любой миг сделать прыжок. Сын Агу стоял неподвижно и медленно поднимал лук. Только вздувшиеся мышцы ног выдавали чуткую собранность его тела. Он знал свое преимущество в стрельбе, но не был настолько же уверен в победе, если дело дойдет до ближнего боя. Противник был много моложе Гирра и, возможно, выносливее. Юм не выдержал напряжения, быстро вскинул лук, почти не целясь, пустил стрелу, чтобы опередить сына Агу. Великий вождь успел уклониться и снова стал медленно поднимать лук и натягивать тетиву. Он видел, что невыпущенная стрела, направленная в грудь, заставляла слабовольного Юма торопиться и допускать ошибки. Одно дело стрелять в мишень, и совсем другое, когда сам становишься мишенью. Здесь все решает сила воли. Юм снова выстрелил, потом еще, но сын Агу каждый раз успевал сделать спасительные полшага в ту или другую сторону. Правда, одна стрела царапнула ему щеку пониже уха.

Родичи молча следили за поединком, им казалось, что исход предрешен: у Юма осталась одна стрела, у Гирра — четыре.

— Юм! — не выдержав, крикнула Милла. — Покайся! Признай победу великого вождя!

Сын Агу опустил лук, ожидая, что Юм последует призыву своей женщины, но Юм воспользовался заминкой, бросился вперед, чтобы укрыться за деревом, отрезать Гирра от леса на открытой поляне и наверняка использовать последний выстрел. Стрела Гирра с такой силой ударила его в то же плечо, что Юм дернулся назад и выронил лук. Из раны потекла кровь.

Грун еще раньше заметил, что отец щадил Юма, и получил тому подтверждение — обе стрелы попали почти в одну точку. Гирр давно мог кончить брата.

— Юм хочет продолжать поединок? — снова спросил Гирр.

Юм стоял молча, опираясь на копье и покачиваясь. Рана была тяжелой. Сын Агу отбросил лук, подошел к брату, чтобы помочь ему. Неожиданно Юм, собрав всю силу, ударил великого вождя копьем. Гирр едва успел подставить щит и слегка отвести его в сторону. Копье прошло сквозь сухую кожу щита и распороло бок Гирра. В тот же миг каменный топор вождя оглушил Юма. Он покачнулся, ноги подогнулись в коленях.

…Юм лежал на траве с открытыми глазами, выражение злобы ушло с его лица. Великий вождь склонил голову.

— Прости, брат, — сказал он. — Ты много помогал мне и племени, но тебе нельзя было быть вождем. — Гирр надолго замолчал. — Я не виновен перед памятью мудрого Кри. Скажи отцу в мире духов, что ты сам искал со мной вражды.

Великий вождь кивнул Авве и ушел не оглядываясь. Мать матерей проведет погребение Юма по обычаям лесного племени.

Люди того времени часто подвергались смертельной опасности, погибали на охоте и в войнах между племенами. И гибель Юма в поединке не омрачила их, лишь укрепила авторитет вождя и несколько отодвинула праздничный пир.

Лань и одна из старейших женщин промыли рану вождя отваром из целебных трав, смазали салом медведя, обложили листьями подорожника, сверху покрыли лоскутом тонкой кожи и обвязали сухожилиями. Хотя от пережитых волнений, довольно тяжелой раны и потери крови у Гирра слегка кружилась голова, он сам объявил начало пира.

— Люди могучего лесного племени! Боги и добрые духи помогли нам одолеть людоедов, что пришли в наши края черной тучей. Слава воинам лесного племени!

— Слава воинам племени! — дружно откликнулись родичи.

Затем великий вождь обвел вокруг кострища Груна и Рунь, черноволосую, как Лань, и скрепил их союз:

— Грун — мужчина Руни, Рунь — женщина Груна!

— Будет так! — гаркнули люди племени.

Точно так же Гирр скрепил союз Аза, Фрута и Виля с избранными девушками. Лучший следопыт и разведчик Аз взял себе женщиной Кит — дочь Гирра и Лани. Затем сын Агу обратился к Авве:

— Мудрейшая из матерей рода, одели мясом всех по заслугам и обычаям предков.

Скоро смолкли все разговоры, люди двигали могучими челюстями, рвали мясо крепкими зубами и глотали, почти не разжевывая, их руки, губы и даже щеки лоснились от жира, за их спинами ждали подачек собаки. Сидя на плоском камне рядом с Аввой, Гирр съел поджаренное на углях сердце тура, о чем-то тихо переговорил со старейшей матерью матерей и направился в хижину. Лань тотчас вскочила и последовала за своим мужчиной. Авва поднялась с плоского камня, вскинула руку. Люди перестали жевать, ждали, что она скажет.

— Великий вождь лесного племени, сын мудрой Агу, должен лежать и набираться сил, чтобы одолеть рану, — чеканя слова, говорила Авва. — По воле Гирра вождем пока будет лучший охотник племени, молодой тигр Грун…

Гирр, входя в хижину, слышал слова мудрой Аввы. «Пускай привыкает, тигренок», — подумал он и улыбнулся. На душе великого вождя было чисто и безоблачно, как в осеннем небе. Великий вождь Гирр — сын Агу — был спокоен за судьбу племени, за судьбу туров, он знал, что начатое им дело будет продолжено.

— Слава духам, — прошептал он.

Глава восьмая

БОЛЬШОЙ ОГОНЬ

Лето, вначале сырое и холодное, перевалив середину, стало сухим и жарким. С утра до позднего вечера добела раскаленное солнце неторопливо плыло по голубому простору неба и дышало палящим зноем. Вода в Синей реке заметно убыла и сделалась теплой, будто ее нагрели в большой глиняной посудине на родовом кострище. Ручьи обмелели, и Гирр думал, как поить стадо, если они высохнут совсем. А жара с каждым днем все сильнее сушила землю, к полудню накаляя ее так, что она обжигала подошвы ног. Когда бог огня, бог богов и духов проходил половину дневного пути, он каждый раз, казалось, останавливался над поселением лесного племени и долго стоял на одном месте, выдыхая лавину раскаленного воздуха. Все живое замирало вокруг под обжигающим дыханием великого бога, не смея шелохнуться. Деревья и травы покорно склоняли головы, звери и птицы припадали к земле или стволам деревьев, мелкие зверушки забирались в норы, рыбы опускались в омуты, к истокам холодных донных ключей.

Люди лесного племени сначала радовались долгожданному теплу, а теперь прятались в тени хижин и прибрежных зарослей или ложились на отмелях в воду, пережидая особо жаркие часы. Только кузнечики сверлили воздух скрипучей музыкой, прославляя бога богов, да змеи и ящерицы выползали на каменные плиты и валежины понежить холодное тело в жаркой истоме.