Мэри Стюарт - Гончие Гавриила
― Нет. Только собиралась. Выключила лампу и вышла посмотреть сад. Чувствуете запах жасмина и табака? А розы вообще никогда не спят. ― Я решительно двинулась к воротам, Летман последовал за мной. ― А с вами-то что случилось? Обходили все или просто искали собак?
― И то, и другое. А заодно хотел поинтересоваться, хотите ли вы еще раз увидеть бабушку.
― Нет. Не ложилась совсем не поэтому, честно. Уже была на пути в кровать. Даже и не обдумывайте это, мистер Летман, я совершенно все понимаю. Спокойной ночи.
― Спокойной ночи. И не волнуйтесь, вас больше никто не побеспокоит. Ту дверь я запер и посмотрю, чтобы эта тоже была безопасной.
― Я запру ее сама, ― пообещала я.
Ворота за ним закрылись, раздалось приглушенно приветственное тявканье собак, а скоро все звуки затихли в лабиринте дворца. По крайней мере, эта странная сцена дала железные основания запираться изнутри. Ключ при повороте замечательно щелкнул, и я понеслась к открытому окну.
Эта ночь состояла из сплошных стрессов. Не успела я пройти две трети пути, как тихое «Кристи» заставило меня застыть на месте, из темного дверного проема выдвинулась тень и материализовалась в моего кузена. Я разинула рот и яростно, причем совершенно несправедливо, на него набросилась:
― Ты, высоколобый недоумок, ты с ума меня сведешь! Я думала… Когда ты влез?
― Прямо перед ним.
― А, значит, ты его видел?
― Можно сказать. Летман?
― Да. Он вошел в дверь в дальнем углу. Собаки, должно быть…
― Черта с два он оттуда вошел. Он пришел с острова.
― С острова? Он не мог!
― Говорю тебе, я видел. Услышал какой-то странный шум посередине стены, поэтому карабкался очень осторожно, и как дурак висел под окном, прежде, чем влезть. Видел, как ты вела собак по тропинке. Когда ты добралась до дальнего конца, больше не мог висеть, поэтому забрался в окно. В следующую минуту я увидел, что он идет через мост.
― Но… Ты уверен?
― Шутишь? Он прошел в футе от меня. Я весь изувечен, потому что слишком сильно вжался в какую-то колючую грушу. Когда он прошел, я вернулся в одну из комнат и спрягался.
― Но если он все время был на острове, то должен был видеть, как я открывала окно. Ставни жутко шумели. Он должен был догадаться, что я совершаю недозволенные поступки. Тогда почему не поймал на месте преступления или не подождал немного подольше, чтобы выяснить, что я собираюсь натворить? Чарльз, мне это не нравится! Хорошо говорить, что даже если нас поймают, большой беды не будет, но в таком месте запросто могут разрядить в тебя пистолет. И почему он не подождал? Что он пошел делать?
― Дорогая девочка, ни к чему так разогреваться. Если бы он увидел тебя у окна, наверняка бы спросил, какого черта ты, по твоему мнению, делаешь, и к какому бы он ни пришел выводу, он бы тебя наверняка остановил. Очевидно, он тебя не видел. Quod erat.[12]
― Да, наверное, так… А если подумать, да, собаки могли быть на острове. Я видела Стар, это большая, у моста, а Софи появилась с жутким плеском и была вся мокрая. Может, Джон Летман услышал их и пошел за ними? Нет, не пойдет, тогда бы он заметил меня… Но он увидел бы меня и если бы вышел из двери в дальнем углу, прошел бы мимо, когда я была у окна. Сдаюсь! Чарльз, что, ради Бога, происходит? Зачем ему врать?
― Не знаю. Но когда узнаем как, то узнаем и почему. В углу правда есть дверь?
― Не знаю, не видела. Но там все ужасно разрослось, и я ее не искала, потому что это место не подходит для заднего входа.
― Может, тогда посмотрим? Он вошел не через ворота. А если он был на острове все время и, тем не менее, не поинтересовался твоими занятиями, у него наверняка есть для этого интересная причина. Ворота, кстати, запираются?
― Я заперла.
― Радость моя, сладкая Кристи. А это что за явление?
― Павлин. Осторожно, Чарльз, они все спят.
― И с топотом крадемся мы тайком. Ты видишь в темноте, любовь моя?
― Уже почти привыкла. Между прочим, Джон Летман тоже мог привыкнуть. Как ты думаешь, если он все обходит, он мог бы и фонарь с собой взять? А у тебя хватило ума принести фонарь?
― Ты постоянно меня недооцениваешь. Но будем обходиться без него, пока сможем.
― Ты сегодня очень веселый, да?
― Опьянен твоим обществом. Кроме того, наслаждаюсь собой.
― Между прочим, я тоже, но только после твоего прихода.
― Внимание, сейчас тебе в бампер вонзится колючая груша. ― Он отвел от меня ветку и небрежно обнял за плечи. ― Вот, надо полагать, твоя дверь.
― Где?
Он показал.
― Под этим пышным растением, чем бы оно ни являлось.
― Невежественный ты крестьянин, это жасмин. Ужасно темно, мы не можем зажечь фонарь? Вот она… Ага!
― Что значит «ага»?
― Посмотри.
Посмотрел. Вряд ли он мог не понять, что я имею в виду. Дверь несомненно существовала, причем определенно поврежденная, но никто, ни собаки, ни человек, не проходили через нее уже очень давно. Растения выросли перед ней примерно на фут, а петли походили на мотки шерсти, так плотно их оплели пауки.
― Действительно «ага», ― сказал мой кузен. ― И очень красивая паутина прямо поперек, просто на случай, если мы подумаем, что дверь все же открывается. Но это просто пошло, сплошные клише… Впрочем, явления становятся пошлыми только в том случае, если это ― простейший способ выразить что-то. Нет, эту дверь последний раз открывал эмир, когда в 1875 году решил сходить в гарем. Videlicet[13] ― если я правильно употребляю это слово, что сомнительно, ― пауки. Значит, он отсюда не пришел, наш Джон Летман. Впрочем, я так и думал. Пойдем обратно, Гораций.
― Но ведь не может быть прохода с острова!
― А нам остается только посмотреть. Алло! ― Луч фонаря, узкий, яркий и концентрированный, пробил насквозь растения у подножия стены и осветил камень с глубоко выбитым именем «Ясид». ― Несомненно, кладбище.
Чарльз посветил фонарем на несколько футов вбок, появился новый камень с надписью «Омар».
― Ради Бога, выключи! Это, что-ли, настоящее кладбище? Здесь? И почему?.. И вообще, здесь мужские имена. Не может быть… ― Фонарь осветил новый камень: «Эрни». ― Чарльз…
― Вот именно. Прекрасно помню Эрни.
― Но пожалуйста, будь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что дедушка Эрнест…
― Нет, нет, собаку. Это ― один из спаниелей, с которыми она сюда приехала первый раз. Не помнишь его? Она всегда говорила, что он назван в честь дедушки Эрнеста, потому что появлялся только для того, чтобы поесть. ― Чарльз говорил рассеянно, будто напряженно думал о чем-то другом. Фонарь двигался. ― Поняла, какое это кладбище? Нелли, Нинетта, Джеми, все спаниели, Хэйди, Лалук, это уже звучит по-восточному… Вот и Делия. Бедная Делия. Это все.
