Том Шарп - Наследие Уилта
— О нет! — усмехнулась миссис Бейл. — При мне священника ни разу не приглашали. Сэр Джордж надевает пасторский воротничок, запасается церковной утварью и сам отправляет службу. Дескать, глава семьи вправе на совершение молебна в родовой часовне. Ну уж не знаю…
— Старика и вправду здесь закопают? Как-то оно странно…
— Согласна, но это их семейная традиция. Правда, покойников со стороны не хоронят, только ближайших родственников.
— Однако! Конечно, любопытно, но не настолько, чтобы остаться. Мой вам совет: раз уж тут застряли, обзаведитесь бронежилетом.
Распрощавшись с миссис Бейл, Уилт уложил чемодан в багажник. Было слегка неловко уезжать тайком, но он, стараясь не обращать внимания на уколы совести, подрулил к воротам на задах имения. С семейного кладбища, куда переправили гроб с телом усопшего полковника, вроде бы доносилось пение гимна «Пребудь со мною».
В ту самую минуту, как Уилт выехал на окольную дорогу, жена его через парадные ворота вошла в имение. Взяв с четверни страшную клятву тихо ждать на лужайке, Ева отыскала путь в кухню, где миссис Бейл, увидев ее, чуть не выронила чайный поднос.
— Если ищете мистера Уилта, то, к сожалению, вы с ним разминулись, — известила домоправительница.
— Что? Он сказал, куда едет?
— Нет, не сказал.
— А вы спросили?
— Нет, не спросила.
— Почему?
— Зачем лезть не в свое дело? Не имею такой привычки.
— Может, он сказал, что хочет проведать меня и девочек?
— Нет, о чем я уже неоднократно вас уведомила, — отрезала миссис Бейл, чрезвычайно раздраженная этакой назойливостью.
Теперь стало понятно, отчего Уилт клокотал, точно закипавший чайник. Одно дело сэр Джордж, который хотя бы изрядно платил за свое хамство, и совсем иное — бесцеремонная баба, устроившая настоящее дознание, что подтвердил ее следующий вопрос:
— Мой муж спал с Клариссой? Только честно.
Миссис Бейл решила поквитаться с нахалкой.
— Конечно! Ведь их спальни соседствуют, а ваш супруг весьма привлекательный мужчина. Старику-мужу не под силу ублажить в постели молодую красавицу, так чему удивляться? Думаете, этакое жалованье было назначено за репетиторство нашего неуча? Что-то не верится, правда?
От ярости онемев, Ева взлетела по лестнице и ворвалась в первую попавшуюся комнату, где и застала леди Клариссу, почти голышом, не считая трусов, сидевшую перед трюмо. Увидев чужое отражение в зеркале, миледи резко обернулась.
— Какого черта? — рявкнула она.
— Ты спала с моим мужем, тварь! — брызгая слюной, заорала Ева, не в силах отвести взгляд от пышных грудей.
— Ничего себе! Ворвалась, да еще в чем-то обвиняет! Куда уставилась-то? Не видала буферов, что ли? Ты, часом, не розовая?
— Еще чего! Какая мерзость! — Ева чуть сбилась с тона. — Где Генри? Наверняка знаешь, раз он только что вылез из твоей постели!
Кларисса не стала ее разубеждать:
— Понятия не имею, где твой благоверный! Следила б за собой, не потеряла бы. Ладно, пошла вон! Из-за тебя опоздаю на похороны!
Ева медленно спустилась по лестнице. Худшие опасения подтвердились: Генри ей изменил. Она поискала взглядом миссис Бейл, но секретарь/экономка, по горло сытая общением с незваной гостьей, предпочла скрыться. Ева вышла во двор. Вопреки обещанию, четверня исчезла. Таксист сказал, что девчонок не видел, поскольку был занят беседой с гробовщиками, и потом, он в няньки не нанимался, мамаше надо самой смотреть за детьми.
Выволочка от шофера стала последней каплей. Раздавленная горем, Ева рухнула на лужайку и заголосила.
* * *Четверне быстро прискучило гадать, что происходит за тисовой изгородью, окаймлявшей лужайку. Сестрам не доводилось видеть настоящие похороны, лишь кадры телехроники, запечатлевшие церковные погосты: на лямках гроб опускают в продолговатую яму или, наоборот, вытаскивают, когда проводят эксгумацию для расследования убийства. Сейчас открылась потрясающая возможность все увидеть воочию. Пока Ева разыскивала мужа, дочери ее тайком направились к семейному кладбищу, памятуя о склонности барчука палить во что ни попадя.
Сестры прошмыгнули в огород и, одолев забор, перебежками двинулись к сосняку, укрываясь за коттеджем, кустами и лодочным сараем у пруда. Лазутчицы продвигались молчком, лишь изредка перешептываясь. Наконец они выбрались к задам неосвященной часовенки, отделенной от погоста тисовой изгородью. Сменяя друг друга в карауле, выставленном наблюдать за кладбищенским входом, сестры осмотрели гроб. Однако простое созерцание диковины быстро приелось, и возник вопрос, забита ли крышка. К вящей радости исследовательниц, гроб был не заколочен; и вот, после долгих взаимных подначек девицы откинули крышку и узрели покойника.
— Блин! Какой дурак оставил гроб открытым!
— Так еще будет прощание. Че, не видела по телику? Ух, какой страшный! А чего, одна нога деревянная, что ли?
— Наверное, это тот дохлый дядька, — огорчилась Джозефина, ибо рассчитывала увидеть изрешеченную пулями жертву полоумного стрелка или хотя бы истлевший труп.
— Ага, военный полковник.
— Был. Теперь уж не повоюет.
— Интересно, как он воевал-то на одной ноге? — озадачилась Саманта. — Да мне такой старый…
В часовню влетела Эммелина, стоявшая в карауле:
— Скорее закрывайте! Сюда идут! Двое! Вовсю лаются!
Захлопнув крышку, все четверо метнулись за часовню, откуда можно было подслушать конфликтующую пару. Толстый мужик, очевидно хозяин поместья, явно пребывал не в духе.
— Сколько раз тебе повторять: он не Гэдсли, и я не стану отпевать чужака! И здешнему викарию тут нечего делать, поскольку я не допущу похорон вообще. Надо было кремировать старого козла! Я бы охотно сжег его здесь и сейчас, но тогда получится, что прах его останется в имении.
— Что за глупости! Кто-нибудь заметит дым и полезет с вопросами. Не понимаю твоего упрямства, Джордж! Я твоя жена, он мой дядя и, стало быть, наш родственник. Ты еще скажи, что Эдвард нам чужой!
— Конечно, чужой! — взбеленился сэр Джордж. — Будь он родней, я бы давно его оскопил, чтобы никчемный род пресекся! Он тоже не будет здесь похоронен, если вдруг привалит счастье и мы от него избавимся. Кларисса, не будь дурой, пристрой своего родственничка на деревенское кладбище. Либо кремируй, как собиралась.
— Какая низость! А я вот передумала!
— Сто раз тебе твердил: тот, кому нечем думать, передумать не может. Заруби на носу: я не позволю черт знает кому, без роду без племени, осквернить родовое кладбище. Это мое последнее слово!
Судья грузно зашагал прочь. Припав к гробу, Кларисса испустила несколько театральных стонов и воплей, но быстро смолкла и последовала за мужем. Любознательная четверня выбралась из укрытия.
