Уильям Голдэм - Искатель. 1993. Выпуск №4

Обе руки были готовы, одна на ручке, другая на задвижке. Бэйб в последний раз крикнул: «Помогите-е-е-е!», дернул задвижку, рывком распахнул дверь, прыгнул и покатился к заветному столу.

Задумано ловко.

Хромой блокировал его прыжок, широкоплечий сел на него и запихнул обратно в ванную.

Господи, подумал Бэйб, сейчас они будут делать из меня котлету. Он попробовал слабо сопротивляться, но тщетно: широкоплечий давил на него сверху. В ванной выключился свет, грохотала музыка. Бэйб оказался в ванне, он брыкался и дергался, но голова его постепенно уходила под воду: на этот раз драки не будет, на этот раз его будут топить.

Нет воздуха. Даже звуки музыки куда-то пропали. Ничего вокруг, кроме огромных рук, которые крепко держали Бэйба. Он пинался, пытался вырваться и бился в поисках глотка воздуха.

Бэйб постепенно слабел, сопротивлялся вяло. Но воспоминание о Доке придало ему силы, и он смог высунуть голову из воды и еще на миг услышал грохот музыки.

Но только на миг. Огромные руки крепко держали его. От них никак не избавиться. Ничего не сделать. Так вот как умирают, подумал Бэйб. Он не открывал глаз под водой. Да не так уж это и ужасно, решил он, не так ужасно, как обычно представляют.

Но потом ему пришлось кашлянуть, рот открылся, и вода полилась внутрь… А огромные руки не отпускали…

Нет, понял Бэйб. Он был не прав, считая, что умирать не так уж и страшно. Не то слово: умирать — это…

Пришел в себя Бэйб в комнате — мокрый, опустошенный, в пижаме, привязанный к стулу и, эге, что самое главное — живой.

Бэйб щурился, пытаясь разглядеть комнату, в которой он находился. Ничего особенного: маленькая, ярко освещенная, стены голые. Стул как стул, даже креслом можно назвать — с откидывающейся спинкой. Устроиться бы в нем поудобней, но вот только связан Бэйб слишком туго, чтобы говорить о каком-нибудь удобстве. Видимо, с момента нападения прошло какое-то время, но не слишком много: одежда была еще мокрая. В комнате не было окон, но Бэйб чувствовал, что ночь еще не кончилась и сейчас около трех. Итак, он в плену, жертва безжалостных садистов.

Но какого черта скулить: он ведь пока дышит.

Бог ты мой, подумал Бэйб, недооцениваем мы эту способность, надо бы учредить ежегодную Национальную Неделю Дыхания, выбрать какое-нибудь подходящее время года — осень, например, когда воздух более или менее чистый, дать людям возможность просто гулять и дышать, пить озон. У Бэйба закружилась голова — это недостойно историка. Где бы сейчас был мир, если бы у Карлейля кружилась во время работы голова? Но ничего Бэйб с собой поделать не мог, он сидел на стуле, земля вращалась, и он вместе с нею.

Голос за спиной произнес:

— Он пришел в себя.

Хромой встал перед Бэйбом. С другой стороны кресла появился широкоплечий. В руках у него была кипа чистых белых полотенец, аккуратно сложенная.

— Дай мне, — сказал Хромой, и полотенца перекочевали из рук в руки.

— Держи его голову неподвижно, крепко — это самое главное, — Хромой внезапно перешел на шепот, потому что сзади послышались быстрые шаги.

Бэйб видел, как оба напряглись, почти так же, как напряглись легавые, когда Джанеуэй появился на сцене в первый раз.

Но это был не Джанеуэй. Совершенно лысый атлет, ярко-голубые глаза — ярче даже, чем у Бизенталя. Бэйб слишком много видел таких в университете: этот человек очень умен. В одной руке у него было свернутое полотенце, в другой — черный кожаный чемоданчик. Знаком он приказал поднести лампу поближе к креслу. Хромой поспешно выполнил этот приказ, и лысый спросил:

— Это не опасно?

— Что? — не понял Бэйб.

— Это не опасно?

— Что?

— Это не опасно?

— Что не опасно?

Лысый был терпелив:

— Это не опасно?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Лысый сохранял ровный тон:

— Это не опасно?

Бэйб повысил голос:

— Я не могу сказать вам, опасно это или нет, пока не пойму, о чем вы спрашиваете, так что спрашивайте конкретно, и я отвечу, если смогу.

— Это не опасно? — Лысый был упорен.

— Я не могу ответить.

— Это не опасно?

— Вы что, не слышите меня? Не знаю я, что такое ваше «это»!

— Это не опасно? — как машина, твердил лысый.

Все это становилось похоже на китайскую пытку водой.

— Да, — сказал Бэйб. — Это очень опасно. Вы даже не поверите, как опасно. Ну вот, теперь вы знаете.

— Это не опасно?

— Если вам не нравится «да», то я скажу: нет, совершенно безопасно. Совсем. Можете расслабиться.

Все с той же безграничной терпеливостью:

— Это не опасно?

Бэйб спокойно ответил:

— Я действительно не понимаю, что вы хотите от меня.

Лысый кивнул широкоплечему, и Бэйб тотчас почувствовал, как его голову сжали с двух сторон огромные руки, держа ее крепко и неподвижно. Хромой еще ближе пододвинул лампу.

Лысый поставил на пол свой чемоданчик и расстелил на нем полотенце, на котором Бэйб заметил блеснувшие тонкие инструменты. В комнате было жарко, и пока лысый выбирал инструмент, он слегка вспотел — хромой молча вытер чистым полотенцем его лоб. Огромные руки широкоплечего заставили Бэйба открыть рот. Лысый достал изогнутое стоматологическое зеркало, потом еще одну штуковину с загнутым концом. Сосредоточившись так, что даже глаза перестали мигать, он приступил к работе.

Господи, подумал Бэйб, он вычищает мой зуб.

Ерунда какая-то. Тип быстро что-то делал инструментами у Бэйба во рту; легонько постучал здесь, осторожно потрогал там, все очень аккуратно. А может, спросить его, как ему мои зубы, подумал Бэйб. Потом он подумал о расценках этого типа. Черт побери, раз уж на то пошло, может, он поставит пломбу за пару долларов? Бэйбу даже захотелось рассмеяться.

Только, конечно, смешного ничего не было. Все это наводило страх. Дантистов боятся, сколько бы музыки у них в приемных ни было, сколько бы уколов новокаина они ни обещали. Там все понятно. Но здесь было нечто большее, чем страх.

Зубной врач ассоциируется у нас со страхом боли. Нельзя предугадать, что произойдет в следующий момент.

Господи, да я же испуган, подумал Бэйб, надо очень постараться скрыть страх от этих людей. Бэйб смотрел в голубые глаза лысого, думая: может, он и причинит мне боль, но он хорошо поработал с моими зубами.

Теперь уже в его руках был другой инструмент, но все делалось с такой осторожностью, что боли вообще не чувствовалось. Бэйб был замечательным пациентом, обычно он переносил все эти манипуляции без новокаина, потому что терпеть не мог игл. Лысый все делал без боли, осторожно убирал из полости гниль.